Венец славы (Сборник рассказаов) - [77]

— Неужели вы не можете вызвать его еще раз? — неистово вопрошал доктор Мур. Слегка сгорбившись, он всматривался в угол залы, сощурясь, точно глядел прямо на солнце. — Неужели никто не может мне помочь?… Брэндон? Ты здесь? Ты где-то здесь? Ради бога, неужели никто не может помочь мне!

— Доктор Мур, прошу вас, духи удалились… сегодня сеанс окончен…

— Глупая вы старуха, да оставьте меня в покое! Неужели вы не видите, я — я — я не могу потерять его… Вызовите его опять, ну же! Я требую! Требую!

— Доктор Мур, пожалуйста… Не нужно кричать…

— Я сказал, вызовите его опять! Сейчас же! Вызовите его опять!

И он расплакался. Приткнулся к столу, закрыл лицо руками и заплакал как ребенок; он плакал так, словно у него надрывалось сердце.

И вот сегодня я вновь пережил этот сеанс. Делал заметки, пытался понять, что произошло. Бодрящая десятимильная прогулка на ветру. Голова гудит от проносящихся мыслей. Обман? Надувательство? Телепатия? Безумие?

Что за зрелище! Доктор Перри Мур взывает к духу, умоляя его возвратиться, — потом плачет в присутствии четырех изумленных свидетелей.

Не кто иной, как доктор Перри Мур.

Моя дилемма: должен ли я сообщить о вчерашнем происшествии доктору Роу, президенту Общества, или же должен молчать и потребовать молчания также и от мисс Брэдли. Это была бы трагедия, если бы профессиональная репутация Перри пострадала в результате одного-единственного злосчастного вечера; не успеешь оглянуться, как об этом будет говорить весь Бостон.

Однако в его теперешнем состоянии он, вероятно, сам станет говорить всем об этом.

Вернувшись в «Монтегью-хауз», бедняга не мог заснуть. Продержал бы меня всю ночь, если бы у меня достало сил выносить его возбуждение.

Духи существуют! Духи всегда существовали!

Он неправильно жил до сегодняшнего дня!

И, конечно, самое главное — Смерти не существует!

Он расхаживал по моему номеру, нервно подергивая бороду. Временами у него на глазах навертывались слезы. Казалось, он ждет от меня какого-то отклика, но стоило мне заговорить, тут же перебивал меня; по правде говоря, он не слушал.

— Наконец-то я знаю. Я не могу уничтожить это знание, — произнес он странным хриплым голосом. — Поразительно, не правда ли, после стольких лет… стольких лет, потраченных впустую… Невежество — вот что было моим уделом, тьма… чудовищное самодовольство. Как подумаю о своей самоуверенности, проистекавшей из заблуждения, боже мой! Мне так стыдно, так стыдно! И все это время такие люди, как миссис А., сообщались с таким могущественным миром… а такие, как я, корпели в невежестве, добиваясь материальных успехов, истощали свои силы на преходящее, на всякую чушь… но теперь все изменилось. Теперь я знаю. Знаю. Смерти не существует, о чем нам неизменно и толковали спиритуалисты.

— Но, Перри, ты не думаешь… Разве не может быть, что…

— Я знаю, — спокойно сказал он. — Мне это ясно, словно я сам перешел в тот, иной мир. Бедный Брэндон! Сейчас ему столько же лет, как тогда. Бедный малый, бедная трагическая душа! Подумать, что он все еще живет, столько лет спустя… Невероятно… У меня голова идет кругом, — произнес он медленно. Постоял мгновение молча. Подергал бороду, затем отрешенно провел по губам пальцами, затем протер глаза. Казалось, он забыл обо мне. Когда он снова заговорил, голос его звучал глухо и довольно жутко. Говорил он словно одурманенный. — Знаешь, я… я думал о нем как… как о мертвом. Мертвом. Двадцать лет. Как о мертвом. И вот теперь, нынче вечером, тебя заставляют понять, что он все-таки не умер… Он выпил настойку опия, вот что. Я его обнаружил. В его комнатах, в Уэлд-холле, на четвертом этаже. Обнаружил его; не имел ни малейшего понятия, никакого понятия, пока не прочел записки… записку я, разумеется, уничтожил… должен был, понимаешь, ради него. Больше ради него, чем ради себя. Потому что он понял, что не может быть ни… никакой надежды… И все же назвал меня жестоким! Ты его слышал, Джарвис, не правда ли? Жестоким! Полагаю, я был жесток. Был? Не знаю, что и думать. Я должен поговорить с ним опять. Я… я не знаю, что и… что и думать. Я…

— У тебя страшно усталый вид, Перри. Неплохая мысль — ступай-ка ты спать, — робко сказал я.

— …сразу же узнал его голос. О, сразу же — никакого сомнения. Никакого. Какое откровение. И так неверно прожить жизнь… Врачевать человеческие тела. Абсурд. Теперь-то я знаю, ничто не имеет значения, кроме того мира… ничто не имеет значения, кроме наших умерших… незабвенных наших умерших… которые не умерли! Какое колоссальное откровение!.. Да что там, оно перевернет весь ход истории. Изменит человеческое мышление во всем свете. Ты был там, Джарвис, ты понимаешь. Ты был свидетелем…

— Но…

— Ты засвидетельствуешь истинность моих слов?

Он неотрывно смотрел на меня и улыбался. Его налитые кровью глаза блестели.

С возможною учтивостью и сочувствием я попытался объяснить ему: то, что произошло с ним у миссис А., существенно не расходится с тем, что происходило во время сеансов со многими другими людьми.

— Исследователи психики и в прошлом стояли на позиции…

— Ты был там, — сказал он с гневом. — Ты слышал голос Брэндона так же ясно, как я. Не отрицай!