Венец безбрачия - [42]

— А разве Антон Елагин собирался к ней посвататься?

— Без сомнения. Вы сами видели, к чему это привело. Лошади взбесились и едва не отправили хозяина на тот свет. Он и был бы уже покойником, если бы не его отважный кузен. Так что бедняге повезло, вот и все.

Тут дамы заспешили к своей карете, и о чем они говорили дальше, Матвей не слышал. Впрочем, это было и не нужно, ибо самое главное он уже понял. Общество единодушно решило, что в несчастном случае с Антоном виновата Юлия Прозоровская. То есть, конечно, не сама Юлия, а ее родовое проклятье, но в глазах людей это было одно и то же.

Шагнув в тень высокого дерева возле ограды особняка, Матвей неторопливо раскурил сигару, повернулся к Николаю и выразительно посмотрел ему в глаза:

— Ты слышал? Они во всем обвинили Юлию! И так думают абсолютно все, понимаешь?!

— Честно говоря, не совсем, — смущенно признался Николай. — Почему… почему Юлию Прозоровскую обвиняют в несчастном случае с твоим кузеном?

Матвей глубоко затянулся.

— Дело в том, — с расстановкой пояснил он, — что мой разлюбезный братец весь вечер ухаживал за Юлией. И не просто ухаживал, а откровенно набивался к ней в женихи. Я сам случайно услыхал, как он признался ей в любви, а это фактически означает предложение руки и сердца.

— Вот так дела! — присвистнул Николай. — А… что же Юлия?

— Вела себя с Антоном, как заправская кокетка. Теперь ты, наконец, понимаешь?

— Понимаю, — с волнением ответил Николай. — Она так благосклонно принимала ухаживания Антона, что на это все обратили внимание. И когда его лошади внезапно взбесились и понесли, все дружно решили, что это случилось неспроста… Бедная девушка! — воскликнул Николай с таким горячим, неподдельным сочувствием, что Матвей на мгновение опешил. — Ведь теперь… теперь про нее снова начнут судачить?!

— Естественно, — подтвердил Матвей.

— Но… — Николай посмотрел на него расстроенно, — но ведь это значит, что ей придется снова затвориться в своем имении и…

— …И сидеть до конца своих дней, — закончил за него Матвей. — Потому что если до сегодняшнего вечера кто-то еще сомневался, что она приносит мужчинам несчастье, то теперь в это поверят даже самые убежденные скептики. Так что вполне возможно, нашей гордой красавице придется закончить свой век старой девой.

Николай бросил на него рассерженный взгляд:

— Какой ты все-таки злобный! Вместо того чтобы посочувствовать бедной девушке…

— О! — многозначительно протянул Матвей. — Да я вижу, дела госпожи Бухвостовой идут весьма успешно!.. Ну а теперь давай прекратим болтать и поедем, наконец, домой.

Когда друзья подошли к своей карете, обнаружилось, что кучер Савелий, вместо того чтобы готовиться к выезду, похрапывает на облучке. Матвей принялся будить его и обнаружил, что тот пьян. Причем от него пахло… дорогим шампанским.

— Вот еще новая странность! — озадаченно пробормотал он, поглядывая на друга. — Вообрази: твоего кучера кто-то угостил шампанским!

— Шампанским? — изумленно переспросил Николай.

— Угу. Тем самым, что подавали на вечере у Юшковой.

Николай гневно обернулся к Савелию:

— А ну-ка, паршивец, признавайся как на духу: сколько вылакал?!

— Ей-богу, барин, немного! — испуганно залопотал кучер. — Пару стаканчиков! Вот истинный крест, всего пару…

— Подожди-ка, — мягко прервал его Матвей. — Скажи мне, как случилось, что вместо водки ты напился шампанского? Тебя кто-то угостил?

— Верно, барин, угостили, — закивал Савелий. — Только не меня, а Федора, кучера вашего братца. А уж он созвал нас, кто был поблизости, и тоже стал угощать.

— Та-ак, — протянул Матвей, выразительно взглянув на Николая, — понятно… Ну а ему-то самому кто шампанского дал?

— Да… — Савелий на минутку задумался, — барин какой-то расщедрился, из тех, кто на вечере были. Подошел и говорит: на-ка, мил человек, выпей за мое здоровье! Я сегодня добрый, потому как в карты много выиграл, и всех угощаю.

— Хм… И сколько же бутылок он притащил?

— Да… пять!

— Пять?!

— Так ведь не он тащил, а слуга!

— Какой слуга? Кучер, что ли?

Савелий растерянно захлопал глазами:

— Вот уж, барин, не знаю. Этот человек с нами не пил.

— Ладно, Бог с ним, — махнул рукой Матвей. — А ты мне, Савелий, вот что еще скажи. Этот Федор, кучер моего брата, долго компанию созывал? То есть, надолго ли он оставлял лошадей без присмотра?

— Да… надо полагать, надолго. Нас-то собралось человек десять. Так что пока к одному, пока к другому…

— Ясно, — криво усмехнулся Матвей. И, попросив Николая немного подождать, исчез в темноте.

Минут через двадцать Матвей вернулся, запрыгнул в карету, где его дожидался потерявший всякое терпение приятель, и велел кучеру трогать.

— Любезный граф, — обиженно обратился к нему Николай, — может, вы, наконец, соизволите объяснить, что происходит? Все эти расспросы, таинственные исчезновения… ей-богу, какой-то готический роман!

— Да, мой друг, — с неожиданной серьезностью подтвердил Матвей, — эта история с Юлией Прозоровской, действительно, смахивает на сюжет мрачного готического романа.

Он выдержал небольшую паузу, а затем взволнованно продолжал:

— Ты знаешь, что я с самого начала не поверил в этот злополучный «венец безбрачия». Однако мне и в голову не приходило, что женихов Юлии мог кто-то намеренно отправить на тот свет — ну, если не всех троих, то, во всяком случае, последнего. Теперь же я не только подозреваю это, но почти твердо убежден.