Петербург, март 1830 года
Прохладным весенним днем по Невскому проспекту гуляли две молодые особы. Одну из них звали Катя Шихматова, ей было двадцать три года и она была замужем за богатым пожилым графом. Ее кузина княжна Лиза Горчакова была годом моложе и еще не замужем. Графиня Шихматова была миниатюрной блондинкой, а княжна Горчакова — рослой, сухощавой брюнеткой. В этот день графиня облачилась в элегантный плащ из черного бархата с изумрудно-зелеными лентами и роскошным темным мехом, а княжна — в яркую малиновую шубку с горностаевым мехом и такой же капор.
Кузины хотели покрасоваться и пококетничать с кавалерами. Однако дул такой пронизывающий ветер, что у них очень быстро пропало желание искать приключения. Они уже собрались сесть в карету и ехать домой, но тут Лиза ахнула и дернула Катю за рукав.
— Посмотри-ка туда, скорее! — зашептала она, кивая в сторону одной из модных лавок. — Бог мой, я глазам своим не верю! Неужели это наша роковая красавица?
— Она, — подтвердила Катя, присмотревшись к девушке в неброском темном наряде, которая садилась в наемный экипаж. — Правда, роковой красавицей я бы ее теперь не назвала, уж скорее… поблекшей, — графиня недобро усмехнулась.
— Но зачем она приехала в Петербург? — заинтригованно спросила Лиза. — Неужели собирается выезжать? После всего?! Невероятно!
— Едва ли, — возразила Катя, — сезон балов почти закончился.
— Но что она тогда делала в магазине мадам Лоранс? — Лиза на мгновение нахмурилась, а затем решительно встряхнула головой. — Идем, я хочу немедленно выяснить!
Так как княжна Горчакова была одной из самых выгодных клиенток мадам Лоранс, модистка без колебаний поведала, зачем к ней заезжала та девушка: она заказала маскарадный костюм.
— Как? И больше ничего? — удивилась Лиза.
— Ничего.
— Один-единственный маскарадный костюм, весьма дорогой и нарядный! Как по-твоему, Катрин, что это может значить?
— Я думаю, все просто, — рассудительно произнесла Катя. — Она весь сезон просидела взаперти, а под конец решила хоть немного развлечься. Когда должен быть готов костюм? К среде? — уточнила она у модистки. — Стало быть, она собирается на маскарад к барону Корфу, который будет в четверг — последний день перед началом Великого поста.
Лиза быстро прошлась из угла в угол. Когда она снова повернулась к кузине, ее лицо было взволнованным, а маленькие темные глаза лихорадочно блестели.
— Два года назад эта мерзавка разрушила все мои надежды, — горячо зашептала она, наклонившись к Кате. — Если бы не она, я вышла бы за Ивана Долгорукова и он был бы сейчас жив-здоров. Если б ты только знала, Катрин, как я ненавижу ее! Она так давно не попадалась мне на глаза, что я почти забыла о ней, но стоило только раз повстречаться — и мое бешенство вспыхнуло с новой силой! И вот о чем я сейчас думаю… — она секунду помолчала, выразительно поглядывая на кузину. — Как ты считаешь, нельзя ли… сделать ей какую-нибудь гадость?
— Отчего же? — пожала плечами Катя. — Очень даже можно. Сделаем ей неприятность, а заодно… — она быстро огляделась и понизила голос, — заодно и ему, моему проклятому мучителю! Хоть немного отплачу ему за холодность и высокомерие!
Лиза ехидно усмехнулась. Ей стоило больших усилий выслушивать с серьезным лицом сердечные излияния родственницы о несчастной любви. Подумать только — спустя четыре года влюбиться в бывшего жениха, которым раньше она не особо и дорожила! Лиза не понимала Катю. Сама она никогда не влюблялась серьезно и мечтала лишь о выгодном замужестве, которое — увы! — все никак не намечалось. Однако поддразнивать кузину и открыто насмехаться над ее горем Лиза не решалась: ведь кроме троюродной сестры Кати Шихматовой у нее, почитай, и не было подруг.
* * *
Стоя возле окна в своем кабинете, Матвей Елагин смотрел на шумный Невский проспект. Он с грустным удивлением думал, как надоел ему Петербург за неполные четыре месяца, что он здесь провел. Город, куда он отчаянно рвался все эти долгие, насыщенные невероятными событиями четыре года…
Когда Матвей вынужденно покидал Петербург, ему был всего двадцать один год. Сейчас ему двадцать пять — но кажется, все тридцать, а то и больше. Матвей не чувствовал себя молодым. Даже его лучший друг Николай Загрядский, двумя годами старше, казался ему беспечным юным повесой. Оно и понятно: ведь прошедшие годы не изменили Николая так сильно, как Матвея. Потому что Николай не провел три года под пулями, сначала на Персидской войне, затем — на Турецкой. Потому что его не предали разом отец, невеста и двоюродный брат, которого он считал своим искренним, надежным другом. И слава Богу! Во-первых, Матвей никогда бы не пожелал Николаю такой судьбы, а во-вторых, из пары закадычных приятелей хотя бы один должен быть неунывающим оптимистом.
Матвей скользнул рассеянным взглядом по комнате, отделанной в мягких светло-зеленых тонах. Его сердце наполнилось теплотой, когда он взглянул на портрет красивой женщины в голубом атласном платье, с темно-русыми волосами и задумчивыми, немного лукавыми серыми глазами. Портрет его матери, написанный двенадцать лет назад, незадолго до ее смерти. Кроме большого ее портрета, у Матвея имелся еще один — крохотный, помещенный в овальный золотой медальон. С этим медальоном Матвей не расставался все последние годы, и однажды, во время схватки с горцами, медальон спас ему жизнь: сабля противника скользнула по гладкому золоту, и удар почти не причинил ему вреда.
