Наконец Конан взял копье в правую руку и, отступив немного назад, принял боевую стойку. Его могучие мускулы напряглись и выпуклыми буграми натянули загорелую кожу.
Нацелив острие вверх, киммериец сделал несколько быстрых, резких шагов вперед и, сильно прогнувшись в спине, бросил копье, пробормотав при этом слова молитвы: никогда в жизни ему не приходилось поражать цель, находившуюся так высоко.
Бросок вышел на славу. Разрисованное древко, стремительно вращаясь в воздухе, поблескивало на солнце, словно змеиная чешуя. На те несколько, показавшихся невероятно длинными, мгновений, что копье летело к цели, все затаили дыхание. Трах!
Оружие коснулось середины раскрашенного диска, толпа взревела, и деревянный круг разлетелся на несколько кусков, которые, кружась в воздухе, начали падать вниз.
— Посланец! Посланец! — послышались со всех сторон восторженные крики.
Барабаны начали выбивать дробь. Киммериец, подбоченившись, посмотрел на колдуна, в глазах которого увидел нескрываемое торжество, и повернулся к владельцу копья. Тот, разинув рот, и не в силах поверить в свалившееся на него счастье, так и застыл, не отводя взгляда от варвара. На его лице был написан такой восторг, что Конан на миг и в самом деле поверил, будто он посланец неведомого ему Ронго-Ронго.
Нгунта сделал какой-то знак, и четверо воинов внесли на площадку нечто среднее между креслом и троном — плетеное сиденье на шести бамбуковых столбиках. Два столбика были выше остальных и переплетены вместе наподобие спинки. Кресло поставили за спиной киммерийца, и, когда по знаку Нгунты он втиснулся в него, все туземцы пали ниц пред посланником богов.
«Спасибо, Солнцеликий, — не забыл про себя поблагодарить Митру киммериец, — без тебя мне, пожалуй, пришлось бы туго».
Глава вторая
ЛУСУНГА
Нгунта сделал еще один знак, и воины перенесли кресло с киммерийцем под навес. Вожди расступились, освобождая место для посланца Ронго-Ронго.
— Прикажешь начинать праздник? — спросил Мархейо, улыбаясь так, что, казалось, кончики его губ сходились на затылке.
Киммериец, еще не совсем освоившийся с ролью посланника богов или младшего божества, важно кивнул. Мархейо подозвал к себе несколько юношей и что-то приказал им. Те с радостью бросились выполнять распоряжение. Жители, столпившиеся по краям площадки, поняв, что сейчас начнется пир, засуетились, и на поляне появилось огромное количество самой разнообразной еды в корзинах, на огромных деревянных блюдах, в различных сосудах, изготовленных, как подумал варвар, из тыкв или каких-то похожих на них овощей.
Перед Конаном установили что-то вроде невысокой деревянной скамьи, напомнившей ему жертвенник перед истуканами.
«Праздник, так или иначе, состоялся бы, — усмехнулся он. — Если бы копье не попало в цель, пировали бы по случаю принесения в жертву самозванца».
Юноши расторопно поставили перед варваром несколько больших блюд с жареной свининой и связками плодов, а также сосуды с напитками. Конан протянул руку и, взяв один из них, осторожно понюхал содержимое. В нос ударил слегка кисловатый хмельной запах. На всякий случай киммериец украдкой посмотрел на остальных: все с удовольствием хлебали из сосудов, заедая питье мясом и овощами.
«Хм, — подумал он, — пожалуй, стоит попробовать. Вряд ли этим детям природы придет в голову отравить посланника богов».
Расположившиеся рядом с ним вожди, отложив копья, не отставали от своих подданных, поглощая снедь с таким неистовством, будто голодали несколько дней. Нгунта, поглядывая на варвара блестящими глазами, тоже не забывал о яствах, приготовленных местными кулинарами. Конан последовал его примеру, оказалось, что напиток весьма напоминал вино, а мясо, приправленное пряным соусом, было просто великолепным.
Пир продолжался долго. Обильная трапеза сопровождалась мерным барабанным боем. Время от времени то один, то другой музыкант спрыгивал на площадку и смешивался с толпой, но его место сразу же занимал доброволец, принимавшийся изо всех сил лупить по барабанам. Благодаря этому на лужайке не умолкал грохот, сравнимый разве что с ревущим водопадом или со снежной лавиной. Варвар обратил внимание, что люди почти не разговаривали друг с другом, а только торопливо набивали рты едой.
«Интересно, — спросил сам себя киммериец, с хрустом вонзая зубы в сочный плод, напомнивший ему большое яблоко, — долго они так смогут продержаться?»
Вскоре к барабанщикам присоединились несколько человек с длинными тонкими трубками, сделанными из тростника или похожего на него растения, и к мерным ударам добавился мерзкий гнусавый звук, словно завыла заморийская зурна. Барабаны стали бить чаще, и кое-кто из жителей деревни, выйдя на середину площадки, пустился в пляс. Остальные, подбадривая танцующих криками, хлопали в ладоши в такт ударам барабана. Конан почувствовал, что напиток, которого он поглотил немало, подействовал на него как крепкое вино, и, взглянув на вождей и Нгунту, понял, что те и вовсе пьяны, как, впрочем, и большинство туземцев. Никто уже не обращал внимания ни на вождей, ни на колдуна, ни на варвара, ни на музыкантов, все лишь самозабвенно обжирались, начав, правда, при этом болтать и громко смеяться. Киммериец, глядя на беззаботно веселившихся людей, подумал, что оркестр мог бы уже отдохнуть, но барабаны и трубы звучали до самого вечера, а толпа пировала, аж до заката.
