Венценосные супруги - [99]

Как только решение о свадьбе было принято, ее не стали откладывать: 29 января 1853 г. в Тюильри прошла гражданская церемония, а на следующий день в НотрДаме венчание. Наполеон III женился на молодой графине де Теба, предпочитавшей называть себя Евгенией де Монтихо. Ему было 45 лет, она — более чем на шестнадцать лет моложе. Она была прекрасна, он — «далеко не красавец». Даже самые благожелательные современники описывали, что у него были короткие ноги, и ходил он косолапо, плечи были широкие, но покатые, шея крепкая, а лицо удлиняла невероятная бородка. Он преждевременно состарился, но все равно располагал к себе. Улыбка свидетельствовала о «добром, приветливом и мягком нраве». Маленькие глазки, подслеповатые, но ясные, смотрели мечтательно, их взгляд «окутывал». Весь его облик располагал к себе (обаяние Луи-Наполеон унаследовал от матери, королевы Гортензии), принцу-президенту симпатизировала сама королева Виктория. Со времен юности, проведенной в немецко-говорящих странах он сохранил «германский акцент», который заставлял авторов памфлетов упражняться в остроумии. Вместе с легкими испанскими интонациями Евгении он должен был сплестись в причудливую музыку.

«Маленькие императрицы»

От жены Наполеон ждал любви и способности выполнять протокольную роль; от императрицы страна ждала наследника. Если этот брак стал, по словам Александра Дюма-сына, «триумфом любви над предрассудками» и «чувств над политикой», принес ли он счастье собственно супругам? Чтобы ни несли клеветники, мадемуазель де Монтихо призналась будущему мужу, что ее сердце давно уже сражено, но она считала, что она обязательно должна сыграть свадьбу, будучи девицей[212]. У Наполеона аналогичной девственности не было. Всю жизнь в нем не утихал сексуальный аппетит. Его называли «больным похотью». Наполеон желал Евгению, желал ее страстно; возможно, это желание смешивалось в нем с любовью. Он не понимал, что им владело стремление обладать этой красивой женщиной. Поговаривали, что императрица не отличалась сильной чувственностью и была довольно равнодушна к любви. Луи-Наполеону даже было без лишних уловок четко и недвусмысленно сказано: «Какая гадость эта физическая любовь! Но как же получается, что мужчины ни о чем другом и не думают?»

Евгения почти сразу же забеременела, но в апреле она неудачно упала и потеряла ребенка. Пришлось ждать два долгих года, прежде чем сообщить публике — в июле 1855 г. — о новой беременности. Медики сказали, что она же станет последней. Евгения поделилась с сестрой: «Представляешь, врачи сказали императору, что, к счастью, у него есть еще время, но если бы я подождала чуть дольше, то у меня никогда не было бы ребенка». Несмотря на многочисленные официальные обязанности (открытие Всемирной выставки, поездка в Англию к королеве Виктории, а затем в конце беременности созыв в Париже мирной конференции), Евгения сумела доносить и 16 марта 1856 г. родила императору принца.

Свою первую задачу она выполнила: дала империи наследника. Больше детей у нее не было, медики предостерегали Евгению от новой беременности. Появление на свет маленького принца принесло немало плюсов для Евгении, до того момента осознававшей, насколько непрочно ее положение по причине достаточно скромного происхождения.

И в минуты тревоги она, случалось, размышляла о жребии несчастного Людовика XVII или грустной судьбе Орленка. Есть мнение, что после рождения этого мальчика, т. е. спустя всего три года после свадьбы, чета прекратила все супружеские отношения.

Если окружение императора, судя по всему, и не догадывалось, насколько скудно отвечала императрица на пыл своего супруга, но зато он сам все прекрасно видел. И легко находил при Дворе дам, готовых утолить его желания. Полуофициальная, довольно длительная связь с мисс Говард, обеспеченной дамой полусвета, которая оказала, в свое время, финансовую помощь, способствовавшую возвращению Луи-Наполеона на политическую сцену, должна была тем не менее подойти к концу. Она чуть ли не появлялась в обществе принца-президента на публике, и многие полагали, что она способна потребовать у своего ставшего императором любовника ранг и место в официальных торжествах. После того как Наполеон вернул ей деньги, которые она ему занимала, и предложил ей земли Борегар, в честь которого она позже изменила свою фамилию, ему необходимо было отделаться от нее на момент свадьбы с Евгенией.

Императрица, уже ждавшая ребенка, в начале февраля 1856 г. заметила появление еще одной соперницы: молодая, с точеной фигуркой, самовлюбленная как Нарцисс графиня де Кастильоне, о ком принцесса де Меттерних отозвалась, что никогда не видела подобной красоты. Евгения обнаружила связь мужа в начале лета по случаю ночного праздника, устроенного в Вильнёв-Летан, неподалеку от Сен-Клу: император потихоньку покинул общество гостей вместе с прекрасной итальянкой, а по возвращении ее платье оказалось «мятым-премятым».

Евгения не видела конца этим семейным огорчениям. Не успела завершиться идиллия с Виргинией де Кастильоне (осенью 1857 г. она попала в немилость), как в жизни императора появилась еще одна женщина: неотразимая Марианна Валевская. Тоже итальянка, она была замужем за министром иностранных дел и внебрачным сыном Наполеона I, «настоящая маленькая плутовка, которая сумела, — писал Вьель-Кастель, — хоть и спала с императором, стать подругой императрицы». Ни одной из фавориток сердце Наполеона не принадлежало полностью; он не умел хранить верность возлюбленным и очень быстро покидал их ради еще более роскошных красавиц. В списке императорских любовных побед числилось также множество эфемерных связей — с придворными дамами или великолепными иностранками, как например, госпожа Римская-Корсакова, которая приехала из Санкт-Петербурга и получила от Теофиля Готье прозвище Татарская Венера