Вена (репортажи 1919-1920 гг.) - [3]

20.04.1919[8]

Майский маис

Я уж было подумал, не вкралась ли опечатка в рескрипты небесных канцелярий. Когда, невзирая на провозглашенное властями упразднение летнего времени, май, тем не менее, не только вступил в свои права, но вдобавок принес на наши обеденные столы кушанье из маиса, то бишь кукурузный хлеб, ко мне, вместе с забытым вкусом ароматного мочала, снова, во всей его патетической полноте, вернулось окрыляющее чувство героического выживания – напоминанием о временах, когда кукурузный хлеб, столь же неудобоваримый, как сводки с фронтов, и столь же нутрораздирающий, как приговор «годен к строевой службе» после освидетельствования, был тем не менее на вес золота…

Что ж, всякому хлебу свое время. Этот пришел как нельзя кстати: покуда Париж диктует нам условия окончания войны[9], столичное Управление продовольственного снабжения не без оснований напоминает нам, что май в последние годы неизменно означал для властей «наступление», а «маис» – важнейшую статью продуктового «довольствия», посредством коего власти на сей раз предпринимают решительное наступление против венских жителей. И никто ведь толком не знает, откуда вообще этот маис взялся. Но само слово, как и продукт, уже порядком навязло в зубах. Уж не из закромов ли украинского «хлебного мира»?[10] Не из тех ли кукурузных початков намолочен, что подобраны на полях, вытоптанных солдатскими сапогами? Или извлечен из загашников самого сокровенного «стратегического запаса», прибереженного в качестве майского подношения специально к подписанию мирного договора? Или это прощальный привет сходящей с арены политической партии?[11] Мол, всю войну мы вас мытарили, и вот подарочек оставили?..

Как бы там ни было, на фронтах хлебного снабжения Вены в последние недели наблюдается очередной драматический поворот: после апофеоза внезапного появления белого хлеба теперь вот сюрприз с кукурузным. Остается надеяться, что катастрофической развязки, вопреки всем канонам драматургии, все же не последует. Ибо это золотистое, малосъедобное чудо, само по себе являя более чем внятный чувственный финал гастрономической трагедии, украшает падающий театральный занавес загогулиной рисованного вопросительного знака, серьезным напоминанием о Париже и о временах полного простоя двенадцатиперстной кишки, о заключительных аккордах канонадной симфонии 42-сантиметровых гаубиц, – это более чем сомнительное многоточие в нашем недовыполненном домашнем задании по осмыслению грандиозных исторических уроков нынешнего великого времени. Короче: это знаменательный венский симптом.

Шоколад

В витрине я увидел узенькую плиточку шоколада, а под ней ценник: 2.40 крон. Белокурая девчушка, босая, исхудалая, не сводила с шоколадки зачарованного взгляда своих голодных голубых глаз. При виде этой темно-коричневой, сладостно мерцающей полоски мой famus vulgaris (голод обыкновенный) сменился чувством вдохновенной ностальгии, сугубо телесная надобность вознеслась до высот небесных устремлений, чисто животный позыв обернулся эфемерным порывом души. Думаю, именно так выглядят небеса обетованные в воображении этой девчушки: они обклеены коричневыми обоями чистого шоколада. А эта крохотная плиточка ценою в 2.40 кроны – заветный порог, за которым сразу же начинается вожделенное царствие небесное…

Шоколад! Это райское лакомство с фирменным знаком цюрихской кондитерской фабрики, несомненно, проникло в венскую витрину более чем подозрительными путями контрабандных лазеек и бессовестных спекулятивных сделок. Но в тот миг я готов был простить спекулянтам и контрабандистам всех мастей все мерзости и злодеяния на свете – за одну только возможность снова увидеть это коричневое чудо. Для ребенка[12] рядом со мной эта плиточка – заветные врата в райский сад. Для меня же это – врата в будущее. Страшно подумать, через сколько границ, таможенных контролей, проверок, досмотров, инспекций должна была проскользнуть эта шоколадка, прежде чем оказаться в витрине венского кондитера Томаса Хельфердинга! И вот она перед нами: всем дьяволам войны назло, наперекор всей недавней лютой вражде народов, она, матово мерцая шоколадным блеском, красуется в витрине вечным и непобедимым залогом дружбы и мира между людьми!

Долго, безмолвно стояли мы перед витриной, вкушая глазами неизбывную сладость шоколадных берегов обетованной земли нашего мирного будущего. И взоры наши светились любовью и тоской, мечтой и благоговением. Этот взгляд был молитвой.

А потом я просто зашел в кондитерскую и купил эту шоколадку. Аккуратно, чтобы точно поровну, разломил плиточку пополам и отдал половинку босоногой девчушке. А вторую половинку съел сам. Наперегонки с девчушкой со всех ног уносясь обратно в детство…

18.05.1919

Отсрочка

Когда я однажды вечером, пунктуальный и исполненный благонадежности как всегда, ровно без десяти девять подошел к воротам дома, где я имею честь квартировать, ворота эти оказались… открытыми. Введенный с недавних пор новый жилищный распорядок, согласно коему ворота и подъезды жилых домов запираются отныне уже в девять вечера, произвел на нашего привратника, – он лишь наполовину в шутку любит именовать себя «блюстителем благонравия», – столь неотразимое впечатление, что он, типичный представитель доброго австрийско-имперского консерватизма, сохранивший, невзирая на все перевороты, передряги и сумерки богов, преданность былым христианско-социальным ценностям, решил не только идти в ногу со временем, но и слегка время