Вена, операционная система - [54]

А вот дальше и моя утрата: исчезла распивочная, в которой меня – см. самое начало – приняли, что ли, за немца из-за проблем с фиртелем-виртелем. Она была в ряду таких же заведений, прямо возле Южного вокзала, точно я не помнил, но прочие, которые тоже запомнились, были на месте. Там рядом еще магазин не самых дешевых, но почему-то дисконтных костюмов, еще пара распивочных, а вот этой не было. Примерно на ее месте теперь что-то еще неопределенное, хотя уже и отремонтированное.

Да, если вспомнить на тему схожих утрат: киоск с колбасами возле Грабена как стоял, так и стоит, так что вроде бы все в порядке. Но они изменили системе мер! Год назад в ценнике было «Rotwein 1/4, 1/8» (эти самые ф/виртель и ахтель) и цены, соответствующие ахтелю и фиртелю. Теперь, столь же лаконично и без указания марки Wein (и даже его цвета), уже так: «0.250, 0.125». На глазах фактически. Рассчитывают, что евроинтеграция сделает их снова глобальными? Или замучились пояснять туристам, что это значит, 1/4, 1/8? Ну, значит, тогда увеличился поток туристов.

А Зюйд-вокзала не было вовсе. Раньше это был параллелепипед вдоль тамошнего Гюртеля; справа там была реклама банка, которую, кажется, можно было прочитать и как «Нам бы ваши заботы» («Ihre Sorgen möchten wir haben»). А теперь там ровная пустота, но с чем-то еще возятся бульдозеры. Вообще, я ошибся – начинать надо было с «Ройманплац», а уж потом выходить на «Зюдтироленплац» и идти по Фаворитен вниз: потому, что тогда бы я шел вниз, а так пришлось идти к вокзалу немного в гору. Очень невысокую, но все же. Другое дело, что еще раннее утро, а этот крюк и был запланирован затем, чтобы проснуться.

Reumannplatz

«Ройманплац», вопреки предыдущему опыту конечных остановок, оказалась не в деревне и не в окружении гор. Ну, в меру того, как здесь можно быть без вида на горы – они, конечно, видны здесь на любом перекрестке, была бы улица прямой.

Станция новая. Выходов два, я вышел, куда было ближе, и оказался в оживленном, хоть и небольшом торговом районе. Собственно, это снова была Favoritenstraße, но уже в другой инкарнации, пониже, окраиннее. Дома, в них лавки, чуть поодаль – Адлерплац и рынок на ней. Население разнообразное, их тут много, хотя, в общем, еще нет и 10 часов. Но они тут рано встают. Живой район, все тот же набор заведений, полагающихся району. Но, в отличие от Оттакринга, как-то все это столичнее. В другую сторону от рынка на Адлерплац столь же оживленный перекресток. Район совершенно не соответствовал тому, что бывает на конечных линии метро, из всех прочих конечных это было самое живое место, в смысле сутолоки. Да и какая уж тут окраина, когда всего четыре остановки от «Карлсплац».

Дальше начиналась уже другая история, но тоже не окраинная – сквер, даже очень большой. Там полно остановок трамваев и автобусов, какая-то еще накрытая стеклом штука – видимо, второй выход из метро. Все это в невысокой зелени, тут практически три сквера друг за другом. В дальнем, где меньше остановок и больше деревьев, лавочки заняты местными обитателями, по виду которых можно сделать вывод, что они все еще радуются тому, что пережили зиму – зима, судя по их лицам, была непростой. Некоторые из них похмелялись, но индивидуально, не группируясь. Здесь, несомненно, можно жить, даже непонятно, почему в этом районе – вспоминая объявления – квартиры такие дешевые.

Сбоку возвышалось громадное здание, составленное из практически кубов, пирамидально громоздящихся вверх. На самом верху уже просто куб с часами, часы показывали 10 часов 5 минут. За парком возникла какая-то чуть ли не посольская – по типу строений и ухоженности – улица. Сразу стало тихо и пусто. В ее створе видна церковь, не кирха, то есть не со шпилем, а с куполом. К ней надо было немного пониматься, отчего она выглядела очень большой. Ну, она и оказалась большой, а совсем большой оказалась площадь, в центре которой она стояла.

Площадь была круглой. Деревья по периметру, а в середине трава и немного асфальта перед церковью. Вид тут оказался настолько сомнамбулическим, что захотелось посмотреть на руки, чтобы определиться в этом сне и удостовериться, что ты действительно здесь и себе на уме.

Все там как-то понаверчено, такой угол, сякой. Круглый купол, готические как бы башенки (церковь была старым новоделом) и еще два вполне высоких шпиля – их не видно, когда идешь по той улице, оттуда видна только часть с куполом, а храм широкий, башни разнесены по сторонам. Часы на башнях каждого шпиля синхронно показывают одно и то же, причем правильное, время. В центре фасада двойная арка, двойной портик или портик и балкон над ним, тоже громадный. Внизу – вход в храм, сверху – белая статуя какого-то по виду итальянца: балахон, тонзура, с младенцем на руках. Точнее – на левой руке. На ладони лежит сначала книга, а уж на ней сидит младенец. С рукой у падре что-то не в порядке, с ладонью – лечили ее, что ли, отчего большой палец – та часть, где большой палец, – сильно отъехала в сторону, а возникшую щель залепили цементом. Еще там в квадратах – мозаики или эмали – разнообразные шестикрылые серафимы. Ангел, лев, телец. Орел. Понятно, евангелистов перевели в серафимы, но вышло немного нескладно: у орла же и свои крылья есть, а тут от него только голова с клювом, а крыльев – переливающихся – тоже всего шесть, а не восемь.