Вена, операционная система - [10]

Шрифт
Интервал

В таких местах должны происходить стабильные просветления, но только уже после второго фиртеля, а хозяйка все-таки намеревалась закрыться. Это было правильно, поскольку в тот момент я же еще считал, что фиртель – это 150. Еще у них там были пластмассовые вазочки и натюрморт на стене. А просветление – это ничего, что до него сейчас не дошло. В Вене они происходят постоянно, время от времени. Примерно раз в год или в полгода. Главное, в эти полгода там оказаться. Eigentlich, собственно, нынешняя поездка отчасти предполагала получение очередной дозы просветления.

Но теперь день, даже солнечный и вовсе не возле Зюдбанхоффа. Я вышел на балкон, посмотрел вниз – вот же, слева через перекресток шла такая группа людей: четверо, все в черном. Шли не в ногу, зато первый нес четыре красные коробки одна в другой или на другой. Скорее даже алых, пластмассовые. Стопка, каждая из коробок примерно как книга, но коробка. Будто даже некая группа шла на запись чего-то в Народный театр, куда, впрочем, они и зашли. Должно же тут происходить создание новых арт-объектов? Может, они и шли это делать. Как же тут без арта, пусть даже население города меньше, чем до Первой мировой, и, похоже, не уменьшалось дальше только благодаря иммигрантам. В Нойбау вообще – как тут же сообщили сетевые источники: Der Anteil der ausl ändischen Bezirkseinwohner lag 2005 bei 23,6 % (Wien: 18,7 %), und weist eine steigende Tendenz auf (2001: 20,2 %). Den Höchsten Anteil der Ausländer stellten 2005 mit rund 4,7 % Anteil an der Bezirkbevölkerung Staatsbürger aus Serbien und Montenegro. Weitere 2,7 % waren deutsche, 1,6 % türkische, 1,2 % polnische und je 0,9 % kroatische oder bosnische Staatsbürger. Insgesamt waren 2001 27,5 % der Neubauer Bevölkerung nicht in Österreic geboren worden. 7,0 % sprachen daher als Umgangssprache Serbisch, 3,8 % Türkisch und 2,7 % Kroatisch. Вот и как же тут не впишешься? Переедешь сюда, и все будет хорошо. Вписываемость предполагалась местной природой вещей.

У метро «Schweglerstrasse» был даже небольшой польский микрорайон. Во всяком случае, на продуктовом там висело объявление о прокате видео на польском. Вообще же печаль относительно своего исторического будущего на фоне блистательного прошлого должна была создавать в городе некоторый критический импульс, причем это был уже надежный столетний импульс, вызывающий постоянный креатив, хотя и не лучшим образом влиявший на свойства местного характера. Конечно, этот факт ощущался сразу же – причем на фоне полного спокойствия и полностью реализованного в собственной натуре собственного же материального неприсутствия. Причем в совершенно соответствующей мне среде. В первый раз за всю жизнь, то есть – в первом за всю жизнь месте: третий раз в Вене – третий раз это сразу же ощущаю.

Ни прошлого, ни будущего, ни социальной позиции, а частная жизнь индивидуального существования. Конечно, здешняя социальная среда это только приветствовала, в ней тоже все отчетливо постоянно обнулялось, и (как бы вспоминая местные проблемы стодесятилетней давности) тут наглядно имелся ценностный вакуум. Конечно, кто же не будет этим гордиться, вот и Брох тогда утверждал, что Вена – «центр европейского ценностного вакуума», а это добавляло определенности переживаниям и обостряло чувства.

Разумеется, можно говорить и о том, что ощущение вакуума было – в известной степени – следствием нарушившегося какого-то их порядка вещей, отчего внутренние и интимные порывы перестали непременно резонировать в обществе. В частных случаях тогда получаются интересные варианты – о чем и речь. Но это обычно, частное приходится подстраивать к общему – в каковом акте, собственно, всегда и проблема. Тут они подстраивались через вакуум, сильно преувеличенный.

Но сто десять лет назад этот реальный вакуум они неплохо использовали – имея в виду последствия, которые данное ощущение получило в их различных социогуманитарных и художественных практиках. Употребляли его и позже, и, безусловно, то, что этот вакуум – хотя бы внешне – так до сих пор и не изжит в окрестностях, а внутри ощущается чрезвычайно сильно, продолжает обещать прекрасные перспективы. Конечно, для меня: мне нравилось все это. Мало того, еще раз, чрезвычайно мне соответствовало, впервые в жизни.

В самом деле, что ли, консолидировать средства и купить жилье? В Зиммеринге есть даже 32 m за 32.990. Состояние, понятно, убитое, ну так что поделаешь. «Die Wohnungen befinden sich im 11. Wiener Gemeindebezirk in der Leberstrasse nächst Geiselbergstrasse, Herderpark und Böhmischer Prater». Паспорт у меня европейский, только вот зарабатывать непонятно как. Не колонки же писать в Россию, о российской политике и о ментальных проблемах российского населения. То есть можно, но ведь сущая каторга. А на этой Leberstrasse еще и кладбище, где якобы Моцарт. На сайте, который обнародовал эту квартиру, так сказано: «70 % of readers like the Saint Marx Cemetery».

Вообще тут своя культура не так что смерти, но – обращения с покойниками. Еще со времен Положения о похоронах (Stol– und Konduktsordnung) от 25 января 1782 года. При Иосифе II все старые кладбища в городах и селах были закрыты, вместо них открыли новые, подальше от жилья. В 1787 году это самое кладбище Св. Марка и было основано. Тогда от Зиммеринга до Вены считалось далеко. Ну и про отношение к трупам: законом предусматривалось, что после отпевания тело умершего переносили в покойницкую и затем, «не раньше определенного срока», «без пышности» («ohne Gepränge») отправляли на кладбище. Мало того, Декреты Леопольда II от 17 июля и 28 октября 1790 года установили, что погребальные телеги отправляются на кладбище не ранее 9 часов вечера летом и не ранее 6 часов вечера зимой. То есть – умер и умер, сутки тело продержат в открытом гробу («не раньше определенного срока»), чтобы ненароком не закопать живым, а потом (безо всякого участия близких) централизованно отвезут за город на кладбище, как почтовое отправление. К чему это было? Ну да, квартира на Leberstrasse за 32.990. Да, надо бы съездить и в Зиммеринг.


Еще от автора Андрей Викторович Левкин
Мозгва

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обмен

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Командор ордена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Голые мозги, кафельный прилавок

В новой книге известный прозаик и медиакритик Андрей Левкин – автор романов «Мозгва», «Из Чикаго», «Вена, операционная система» – продолжает исследовать жизнь человека в современном городе, будь то Москва, Каунас, Санкт-Петербург или Манчестер. Совмещая писательскую и философскую оптику, автор подмечает трудноуловимые перемены в привычках и настроениях горожан XXI века. Едва заметные события повседневной жизни – поездка в автобусе, неспешный обед в кафе, наблюдение за незнакомыми людьми – в прозе Левкина становятся поводом для ментальных путешествий, раскрывающих многообразие современного мира.


Старинная арифметика

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из Чикаго

В этой книге все документально, без примешивания сторонних идей в местные реалии: только о городе и о том, что с ним прямо связано. Потому что о Чикаго мало кто знает — так почему-то сложилось. О Нью-Йорке или даже о Майами знают лучше, хотя Чикаго — едва ли не второй город США по величине, а объектов с эпитетом «чикагский/ая/ое» в самых разных отраслях предостаточно. Тут почти журналистика, правда, интеллектуальная, читая которую получаешь не только познавательную информацию: что́́ оно такое, зачем и почему, но и эстетическое удовольствие.


Рекомендуем почитать
Обыкновенный русский роман

Роман Михаила Енотова — это одновременно триллер и эссе, попытка молодого человека найти место в современной истории. Главный герой — обычный современный интеллигент, который работает сценаристом, читает лекции о кино и нещадно тренируется, выковывая из себя воина. В церкви он заводит интересное знакомство и вскоре становится членом опричного братства.


Поклажи святых

Деньги можно делать не только из воздуха, но и из… В общем, история предприимчивого парня и одной весьма необычной реликвии.


Конец черного лета

События повести не придуманы. Судьба главного героя — Федора Завьялова — это реальная жизнь многих тысяч молодых людей, преступивших закон и отбывающих за это наказание, освобожденных из мест лишения свободы и ищущих свое место в жизни. Для широкого круга читателей.


Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Ворона

Не теряй надежду на жизнь, не теряй любовь к жизни, не теряй веру в жизнь. Никогда и нигде. Нельзя изменить прошлое, но можно изменить свое отношение к нему.


Сказки из Волшебного Леса: Находчивые гномы

«Сказки из Волшебного Леса: Находчивые Гномы» — третья повесть-сказка из серии. Маша и Марис отдыхают в посёлке Заозёрье. У Дома культуры находят маленькую гномиху Макуленьку из Северного Леса. История о строительстве Гномограда с Серебряным Озером, о получении волшебства лепреконов, о биостанции гномов, где вылупились три необычных питомца из гигантских яиц профессора Аполи. Кто держит в страхе округу: заморская Чупакабра, Дракон, доисторическая Сколопендра или Птица Феникс? Победит ли добро?