Вена. История. Легенды. Предания - [29]

Всякую попытку петь своим голосом он строго пресекал. Всякое отклонение от стародавних правил беспощадно преследовал.

Если творения Глюка приводили Шуберта в благоговейный трепет, то устарелые оперы посредственных итальянских композиторов вызывали скуку и равнодушие. Он трудолюбиво выполнял все задания учителя, прилежно и послушно следовал его советам и указаниям, но делал это головой, а не сердцем. Листы, приносимые им из конвикта, были покрыты аккуратными строчками нот. Ни помарок, ни перечеркиваний. Все чисто, все гладко, и все лишено чувств. Правила вместо искусства. Строгое и ограниченное подобие жизни вместо самой жизни.

Но стоило в этой алгебре звуков, созвучий и ритмических фигур прорваться чему-то живому, как нотный лист покрывался красной сыпью исправлений. Карандаш учителя свирепо носился по строчкам — вычеркивал, выправлял, вписывал. И только когда усеченное отпадало, а оставшееся приводилось к норме, освященной традицией и законом, Сальери удовлетворенно хлопал Шуберта по спине и угощал шоколадом с воздушным пирожным.

Это не мешало ему в следующий раз недовольно морщиться при виде сочинений ученика. Не спасало даже отлично, по строжайшим правилам выполненное задание.

Не показать же написанное в конвикте Шуберт не мог. Ведь именно оно было своим, вылившимся из души. С кем другим поделишься сокровенным, как не с учителем, любимым и уважаемым.

Но с течением времени Шуберт скорее интуицией, чем умом, постиг простую и мудрую истину — не все, что отвергает учитель, плохо. Больше того, раз старик недоволен, значит то, что написано, хорошо. Слишком различны вкусы и приверженности. Веку нынешнему не идти об руку с веком минувшим. Учитель — наивысший судья — не принимает тебя. Значит, будь сам себе судьей и учителем. Перенимай то, что полезно, — технику, прием, ремесло. И отбрасывай то, что вредно. Если самое близкое тебе чуждо ему, стой на своем. Твердо и нерушимо. Как скала и твердыня. Подобно царю Давиду в псалмах его. Пусть это вызовет гнев учителя, он лишь укрепит тебя в твоей правоте.

С особенной неприязнью относился Сальери к песням Шуберта. Меж тем Шуберт все больше и больше сочинял их. Народная песня, свежая и благоуханная, как росистый луг на заре, рождала в нем радость и тревожное беспокойство, столь потребные для творчества. Протяжные и переливчатые песни моравских деревень, искрометные польки и фурианты чехов, словно фамильный талисман, передававшиеся из поколения в поколение веселые и трогательные песенки венских предместий составили ту благодатную среду, которая питала и поила его».

Странный все-таки человек этот Б.Г. Кремнев! До чего же у него все черно-белое и не имеет ни малейших оттенков! С этой штамповочной машиной (а все его образы — это типичные штампы) даже и полемизировать не хочется. Заметим лишь, что Шуберт, всегда считавший себя учеником итальянского маэстро и подписывавшийся, как «ученик Сальери», щедро вознаградил своего учителя, посвятив ему «Десять вариаций для фортепиано», цикл песен на слова Гёте (и это несмотря на то, что Сальери не одобрял тяготения своих учеников к немецкой песне) и три струнных квартета. А еще в честь Сальери в совсем юном возрасте Шуберт написал восторженную кантату.

* * *

Кроме того, известно, что отец Ференца Листа в свое время с радостью принял предложение маэстро Сальери обучить одаренного мальчика гармонии, чтению партитур и сольфеджио.

Но, как говорится, и это еще не все. У Сальери учились пианист-виртуоз и дирижер Иоганн-Непомук Гуммель, автор десяти опер Франц-Ксавер Зюссмайр (после смерти Моцарта именно он закончил по его эскизам «Реквием»), пианист и композитор Ансельм Хюттенбреннер, будущий профессор фортепианной игры Лейпцигской консерватории Игнац Мошелес, один из лучших виолончелистов XVIII века Йозеф-Франц Вайгль, композитор и дирижер Карл-Готлиб Райсигер, автор тридцати опер и десяти симфоний Петер фон Винтер, органист и композитор Игнац Асмайер и многие-многие другие.

Всего же у так называемого «завистливого интригана» было около шестидесяти учеников-композиторов. Кроме того, уроки пения у него брали Катарина Кавальери (в нее Сальери был влюблен, но хранил верность жене, памятуя об обете, данном Богу), Анна Мильдер-Хаунтман, Анна Краус-Враницки, Катарина Вальбах-Канци, Фортуната Франкетти, Амалия Хенель и многие другие вокалисты.

А еще у Сальери брал уроки… сын покойного Моцарта, Франц-Ксавер, которому маэстро лично выдал рекомендательные письма другим учителям как человеку, вполне способному достичь в искусстве сочинения музыки тех же высот, до которых дошел его отец.

И, что характерно, ни в одном из блестящих талантов, воспитание которых ему было доверено, Сальери не видел угрозы для себя и своей карьеры.

* * *

Многие годы Сальери руководил учрежденным его учителем Флорианом-Леопольдом Гассманом Обществом музыкантов и подчиненным этому обществу пенсионным фондом для вдов и сирот венских музыкантов. С 1788 года он числился президентом общества, а в 1795 году, когда этот пост занял один из высших придворных чиновников, Сальери стал именоваться вице-президентом, хотя фактически оставался художественным руководителем общества.