Вена: история города - [86]

Еще одна выдающаяся личность — меценат Габор Чургай. В сердце квартала художников, в его изысканном салоне на Шпиттельберг можно видеть картины и скульптуры малой формы венгерских художников. Чургай давно известен как архитектор и дизайнер по интерьерам, к нему обращаются за советом множество австрийских клиентов. Время от времени он устраивает небольшие выставки. А вот Бела Кореньи действует совсем иначе. Этот виртуозный пианист и актер — один из самых известных в Вене эмигрантов 1956 года: многие венцы заходят к нему в «Пиано-бар “Бродвей”» во Внутреннем городе. Всем известно, что завсегдатаи этого заведения в высшей степени интересные люди. В телефонном справочнике этот бар, где часто звучит фортепьянная музыка и все выступления происходят на очень высоком уровне, значится в отдельной рубрике раздела «Искусство». Начинающие или переживающие творческий кризис и материальные трудности люди искусства, и среди них немало венгров, всегда найдут здесь работу, а ящики стола администратора набиты долговыми расписками со скрупулезно указанными суммами, которые никто никогда не станет взыскивать. Владелец бара получил в Вене классическое образование концертирующего пианиста, позднее влюбился в джаз и начал писать музыку к фильмам, в том числе и совместно с Иштваном Сотсом. Сейчас Бела Кореньи осваивает новые большие площадки, выступая в Академическом театре, на летнем фестивале, а совсем недавно — в Райхенау. Круг его респектабельных друзей постоянно растет: так, например, кулисы для его театрализованных выступлений изготовлены по рисункам одного из самых известных современных австрийских художников Кристиана Аттерзее. Картины Аттерзее висят также в баре еще с тех «героических времен», когда бар только был открыт 20 лет назад. Артисты здесь выступают не ради заработка, а из дружеского расположения, просто потому, что им хочется пообщаться. И это не кто-нибудь, а люди, чьи имена на слуху: здесь когда-то играл начинающий пианист Леонард Бернстайн, и до сих пор сюда приходят звезды венского кабаре, театрального и музыкального мира; здесь все приятели — «хавара» (любимое венское словечко Жа Жа Габор).

Венгры здесь повсюду, на всех уровнях. Знаменитые фамилии встречаются не только в названиях улиц или над входом в исторические дворцы. Моника Эстерхази, например, является одной из самых заметных фигур в клубе «Паннония», который был основан 10 лет назад и призван содействовать развитию контактов между Австрией и Венгрией. Анталь Фестетич — «наш милый Тони», называет его здешняя элита — тоже весьма популярный в Вене человек, не говоря уж об уважении, которое он вызывает как ученый. Фестетич совершенно не кичится своим аристократическим происхождением. («Голубая кровь? Чепуха! У обезьян ее нет, а все мы произошли от них», — отмахивается он, едва кто-то касается этой темы.) По профессии он биолог, ученик Конрада Лоренца, и к тому же явно обладает немалым актерским дарованием, что находит свое воплощение не столько в общественной жизни, сколько в тех замечательных фильмах о природе, которые он снимает для телевидения. Граф Венкхайм сейчас уже на пенсии, он владеет пивоварней в Оттакринге и несколькими венгерскими пивоварнями. И как известный пивной барон, он любит рассказывать на венгерском о своем детстве в комитате Бекеш в восточной Венгрии. Венгерский язык является родным и для владельца дворца Паллавичини, неслучайно в этом здании в центре города часто проводятся различные посвященные Венгрии мероприятия, проходят официальные обеды и ужины.

Некоторые оказывают покровительство Венгрии, поскольку вступили в брак и породнились со знатными венгерскими фамилиями. Так, у министра здравоохранения Марии Раух-Каллат интерес к своей родине пробудил ее муж. И в результате активистка Австрийской народной партии, а также известная своими экстравагантными шляпками графиня, стала президентом маленького австрийско-венгерского объединения, которое восторженно содействует каждой венгерской инициативе.

Польская Вена

Но вот вопрос: куда отнести Лилиану Нисильску, одну из лучших венгерско-немецких и польско-итальянских синхронных переводчиц? Она сама не знает, полька она или венгерка. А может, австриячка? Так же, как нелегко решить, какой у нее родной язык: польский, венгерский, а скорее всего, оба. Лилиана в этом отношении многогранна, и ее национальная идентичность собирательная.

«Ах, наша семья имеет типичную центральноевропейскую судьбу», — отмахивается она. Ее отец имел преуспевающую адвокатскую контору в Лемберге. Во время Второй мировой войны он с самого начала пытался спасать своих еврейских друзей и очень скоро сам был вынужден уйти в подполье и скрываться от гестапо. В 1943-м польские офицеры помогли ему перебраться в Будапешт, где он обосновался вместе с женой. Он знал восемь языков, и поэтому после войны ему легко было найти работу. Лилиана родилась уже в Будапеште и до десяти лет жила там, будучи гражданкой Польши. А ее отец, который вел юридические дела в представительствах фирм «Филипс» и «Дженерал моторс», все более и более становился неугоден новым коммунистическим властям Венгрии. В результате Австрия стала их третьей родиной.