Вельможная панна. Т. 1 - [92]

Императрица с улыбкой обратилась к его невесте.

– Подойди, дитя, ко мне, не бойся, – ласково сказала она.

Та – ни с места, только послала сноп лучей из-под роскошных ресниц.

– Подойди, тебя зовет государыня, – шепнул неподвижной девушке Нарышкин и, тронув ее за плечо, выдвинул вперед.

– Как тебя зовут, милая? – спросила императрица.

– Катрею, – чуть слышно прошептала юная красавица, которой заранее внушено было, чтобы она непременно отвечала на вопросы государыни.

– Катрею? – казалось, недоумевала императрица.

– Екатерина, ваше величество, – подсказал Безбородко, – Катря.

– Катря… Это так хорошо, красиво звучит, – сказала государыня. – Я очень рада, что ты моя тезка, меня тоже зовут Екатериной… Катрей, – лукаво глянула она на Дмитриева-Мамонова.

– Катрею, только Великою, – подсказал Нарышкин.

– Sed non jmnes conveniunt, – улыбнулась императрица, вскинув на него глазами.

– Omnes, о regina imperatrix! – горячо воскликнул Нарышкин. – Orbis terrarum convenient!

Екатерина слегка пожала плечами и снова обратилась к девушке.

– Так ты любишь своего молодца жениха? – с улыбкой спросила она.

Моментально широкий белый, шитый красною и голубой заполочью, рукав закрыл зардевшееся личико красавицы. Все невольно улыбнулись.

– Любишь, милая Катря? – повторился вопрос.

Другой рукав пришел на подмогу первому. Придворные уже не улыбались, а весело рассмеялись.

– Украинская девушка этого никогда не скажет, ваше величество, – пояснил Безбородко.

– Конечно, любит, – решил Нарышкин, – если б не любила, то не закрывалась бы.

Екатерина улыбнулась, видя, с каким усердием Храповицкий вытирал выступивший на его тучном лице обильный пот.

– А есть у тебя, милая Катря, отец и мать? – снова обратилась императрица к девушке.

Та отняла рукава от лица.

– Только тато та дидусь, и маты померли, – чуть слышно проговорила Катря.

– Бедная сиротка! – участливо проговорила императрица.

Потом взор ее остановился на красавце казаке.

– А как тебя завут, молодец? – спросила она.

– Панасом, ваше императорське величество! – бойко отчеканил украинец. – Опанасом.

– Афанасий, – подсказал Безбородко.

– Афанасий – Панас, – повторила императрица. – Так ты жених милой Катри?

– Жених, ваше императорське величество.

– Зарученый?

– Ни ще, ваше императорське величество: вона мени ще не подавала рушники, але я сплю с нею вже другий год, – отрезал молодец.

«Сплю…» Императрица обвела всех изумленными глазами. Нарышкин лукаво улыбался: «Вот те и глаза серафима». А Храповицкий совсем закрыл лицо фуляром, не то утирая пот, не то задыхаясь от смеха.

– Спишь!.. Как! Где? – недоумевала императрица.

– У комори або у клуни, ваше императорське величество! – смело утверждал наивный богатырь.

Государыня с еще большим изумлением взглянула на графа Безбородко.

– Не удивляйтесь, ваше величество, – с улыбкой поклонился тот. – Это – народный обычай, освященный веками. Здесь, в Малороссии, молодежь, парни и девушки, сходятся на игрищах, на так называемой «улице» или на «вечерницах», посиделки великорусские. Там они знакомятся и сближаются и завязывают невинные любовные романы. Это называется у них «жениханьем», будущий жених девушки и родители «женихающихся» знают обыкновенно, с кем «женихается» их сын или какой парубок «женихается» с их дочерью. «Жениханье» приводит к тому, что «парубок», понравившийся девушке, начинает ходить «спать» с нею, и опять-таки с ведома родителей.

– Mais c'est une corruption des moeurs! – изумилась императрица.

– О нет, ваше величество! – горячо заступился за обычаи своей родины хохол Безбородко. – Это все то же, что «в свете» называется «принимать» в своем доме.

– Dans la comora ou kline! – засмеялась государыня.

– Все равно, – не сдавался хохол граф, – что «принимать в своем доме приличного молодого человека», где имеется девушка на возрасте. Приемы эти и посещения, а равно бальные сближения за танцами те же «вечерныцы» или «улицы»: посещения эти ведут к тому, что молодому человеку, если он приличная партия, позволят наконец сделать предложение родителям девушки до или после объяснения с нею в любви…

– Vais dormir! Dormir dans какая-то komora on klune! Cest quelque chose affreuse! – все более и более изумлялась императрица.

– Нет, ваше величество, до венца, до свадьбы, ни-ни! Это невозможно, – отстаивал свое Безбородко. – Полная девственность! Зато взаимно и основательно узнают характер друг друга. Оттого в Малороссии нет несчастных браков, нет измены, и все оттого, что спят вместе, как брат и сестра.

– Но темперамент… молодость… потемнение рассудка при такой близости полов…

– Все это смиряется пред святостью обычая…

– И темперамент? Молодая кровь…

– И темперамент, ваше величество.

– Так это удивительный народ, феномен… или в нем течет холодная кровь…

– Mais regardez, votre majeste… et elle du sang froid?

Безбородко указал на Катрю, которая, пользуясь разговором «панив з царицею», украдкою пожирала глазами своего Панаса, и тот… холодная кровь у этого!..

– Это непостижимо, – качала головой императрица.

– Но это так, ваше величество, – не отступал Безбородко. – Я сам был молод и…

– Et dans la komora? Dans la klune? – засмеялась Екатерина на почтенную фигуру своего сановника, графа из хохлов.