Велимир Хлебников - [95]

Там же работал Алексей Крученых. Он уехал на Кавказ гораздо раньше, спасаясь от мобилизации в царскую армию. Некоторое время жил в Тифлисе, где успел организовать футуристическую группу «41О» и выпустить несколько сборников, а в 1919 году переехал в Баку. Давно уже отгремели футуристические бои, и от прежней близости Крученых и Хлебникова ничего не осталось. По инерции они продолжали считаться друзьями. Хлебников выразил отношение к бывшему соавтору в стихотворении 1921 года, которое так и называется: «Крученых».

Лондонский маленький призрак,

Мальчишка в 30 лет, в воротничках,

Острый, задорный и юркий,

Бледного жителя серых камней

Прилепил к сибирскому зову на «чёных».

Ловко ты ловишь мысли чужие,

Чтоб довести до конца, до самоубийства.

Характеристика не очень лестная. В Баку Крученых мизерным тиражом продолжал печатать поэтические сборнички, как он делал это раньше. Там он стал помещать и стихи Хлебникова, но больше пяти-шести стихотворений опубликовать не мог.

Очень изменился и Сергей Городецкий. В Баку он служил непосредственным наблюдающим за работой над «Окнами РОСТА» и украшением города агитационными плакатами. И у Крученых, и у Городецкого были хорошо налажены литературные связи; они сотрудничали в газетах «Коммунист» и «Бакинский рабочий»; Городецкий вел в Баку Цех поэтов, возглавлял журнал «Искусство» и литературную часть Политуправления Каспийского флота.

В Бакинском университете преподавал Вячеслав Иванов. Он появился в Азербайджане после того, как в Москве умерла его жена Вера Шварсалон и он остался один с двумя детьми: Лидией и маленьким Димой. Он хотел некоторое время пожить в санатории в Кисловодске, но фронт приближался, и Ивановым пришлось переехать в Баку. Там Вячеслав Иванович оказался почти одновременно с Хлебниковым. Вскоре Иванов был избран профессором по кафедре классической филологии. Жил он там же, в университете. Из всех старых знакомых этот человек изменился меньше других, и Хлебников стал часто у него бывать. Правда, с точки зрения Иванова, изменился сам Хлебников. На «башне» Иванов знал его совсем не таким.

Кроме университета и РОСТА, в Баку были и другие учреждения культуры. Работал народный университет «Красная звезда» (в нем Хлебников будет выступать), издавались журналы и газеты на русском языке, работали театральные мастерские. Конечно, жизнь в Баку не была идиллией. Большевики, приходя к власти, как и везде, устраивали кровавый террор. Во время приезда Хлебникова, в октябре 1920 года, ученик Вячеслава Иванова Моисей Альтман (в будущем известный литературовед) записал в дневнике: «Местная ЧК стала себя заявлять: расстреляны 69 человек — и еще, и еще. Доколе, Господи? Не довольно ли? О, сколько пребываем мы в чистилище, когда же, наконец, будем в раю? Будем ли вообще? Есть ли дорога сквозь гробы? Как проберемся мы сквозь все эти с каждым днем растущие кладбища?»[119]

Тем не менее Хлебников надеется если не жить в раю, то, во всяком случае, поправить здоровье, заняться профессиональным трудом, завершить работу над «законами времени» и главное — опубликовать свои произведения. Зная, что в Кавказской РОСТА работают его знакомые, Хлебников сразу отправился туда, на Милютинскую улицу, 4. Таким он предстал перед сотрудниками: «С непокрытой спутанной гривой волос, бородатый, в замызганной ватной солдатской кацавейке, в опорках, сквозь дыры которых сверкали голые красные пятки… Вокруг себя он распространял атмосферу некоторой неестественности и напряжения. Все эти подпитавшиеся и приодевшиеся художники, поэты и „просто граждане“ чувствовали себя неуютно рядом с лохматым, бородатым поэтом».[120]

Начиная с 1919 года, с харьковского периода, Хлебников всегда и перед всеми представал в подобном виде. «Приодеться» и даже «подпитаться» ему не удалось уже до конца жизни. Друзья, конечно, что-то делали для него. Вячеслав Иванов выхлопотал ему студенческий паек в университете, Городецкий взял его на работу в РОСТА писать подписи к плакатам. За это Хлебникову предоставлялся паек и ночлег. Спал он тут же, в комнате, на огромном столе, среди неоконченных плакатов, красок и всяческого хлама. Имущества, как всегда, у него не было никакого. Были только рукописи. Художница К. Клементьева вспоминает, что однажды к Городецкому «пришли аскеры (азербайджанская милиция) и сказали, что ночью на улицу с третьего этажа КавРОСТА был спущен на веревке шкаф, что вызвало даже переполох». Оказалось, что шкаф мешал Хлебникову работать. «Он был громоздкий и все время торчал у него на глазах. Шкаф больше „обживал“ комнату, чем сам Хлебников, и он решил его „выселить“».[121]

У Хлебникова не возникло близких отношений с сослуживцами, но все же несколько раз он читал им свои стихи. Однажды такое чтение состоялось у секретарши отдела Сары Богот. У нее собралось несколько человек. Хлебников читал свои стихи, сидя на полу. Тихим голосом он прочел «Смехачей». Сара Богот попала в один из экспромтов Хлебникова. «Это злой воли ком за письменным столиком» — так отозвался о ней поэт.

Поначалу Хлебников с энтузиазмом взялся за работу в РОСТА. Он рад был попробовать себя в новом, незнакомом жанре; думал, что тем самым принесет пользу рабочим, крестьянам, матросам. Так родилось стихотворение «От зари и до ночи…»: