Великосветский свидетель - [4]

«Что же получается, — размышлял Алексей Иванович, устало шагая по сумеречным улицам, — нет пропаж из официальных, так сказать, мест. Выходит, препарирование было криминальным? Печень ведь действительно могли взять не с тела, а у живого человека. Но с какой целью консервировать орган? Ради чего действовать так сложно? Людоедство? Можно допустить, но для этого орган следовало сохранять во льду, а не опускать в химикалии. Предъявить орган как доказательство… Чего?» Версий было множество, а реальность могла оказаться такой, что даже самая изощренная фантазия грозила спасовать.

«Надо подождать, — устало думал Алексей Иванович, — война план покажет. А доклад господину градоначальнику пусть беспокоит господина окружного прокурора».

Утром следующего дня Шумилов пришел на службу в подавленном и вялом настроении. Мысли о стеклянной посуде с человеческой печенью не оставляли его даже во сне и трансформировались в тяжелую дурацкую фантасмагорию, в которой присутствовал Некто с зеленым лицом и руками, украшенными длинными, заворачивающимися ногтями, больше похожими на когти. Этот Некто держал в руках ланцет и, плотоядно ухмыляясь алыми влажными губами, нацеливался на кусок человеческой печени, лежавший перед ним на большом серебряном блюде. «Можно и живую, а можно и у трупа взять, лишь бы свежая была, — рычал зеленокожий. — На первой лекции по анатомии профессор Гиртль всегда шутил, что гроб с покойником — это всего лишь консерва, ха-ха-ха».

Весь этот бред тянулся целую ночь, с перерывами, во время которых Шумилов просыпался, и продолжениями после того, как он засыпал опять.

Проснулся Алексей Иванович совершенно измученным и решил, что заболел. Заболеть в Петербурге в конце апреля было немудрено: хотя веселое весеннее солнце вовсю припекало на открытых местах, в тени и возле воды тянуло промозглой сыростью. Позавтракав и выпив чашку обжигающего какао, Алексей Иванович почувствовал себя как будто лучше, но все же мрачное состояние духа его не изменилось. По пути на работу он обдумывал план действий на предстоящий день, но с самого начала все пошло не так.

Не успел он раздеться, как в дверь протиснулся дежурный секретарь:

— Алексей Иваныч, к вам посетитель. Представился доктором Николаевским. Я направлю, пусть пройдет?

— Ко мне или к Вадиму Даниловичу? — уточнил Шумилов. Будучи рядовым делопроизводителем, он занимался чисто техническими вопросами, и посетители к нему почти не являлись. Разного рода заявители, просители и свидетели посещение прокуратуры обычно начинали с помощника прокурора.

— Именно к вам-с.

— Что ж, проси… Кстати, Вадим Данилович уже прибыли?

— Никак нет, сказался к десяти. Он через Сенат сегодня едет.

— Ясно. Направьте, пожалуйста, сюда Николаевского.

Кабинет Шумилов делил с еще двумя чиновниками, такими же незначительными, как и он сам. Один из них сейчас находился в отпуске, а второй должен был отсутствовать всю первую половину дня, так что Алексей Иванович мог быть уверен, что его общению с неизвестным доктором никто не помешает.

Через пару минут в кабинет не спеша вошел представительный мужчина лет сорока пяти, с подбитой сединой бородкой, осанистый и благообразный. В руках он держал дорогую наборную трость из слоновой кости и медицинский саквояж. Во всем его облике угадывалась солидность и обстоятельность. Весенняя слякоть ничуть не испортила дорогих английских туфель из крокодиловой кожи, а здоровый цвет лица свидетельствовал о прекрасном пищеварении. Но, казалось, он был чем-то удручен. Последнее обстоятельство, впрочем, в помещении прокуратуры можно было считать почти естественным. Присев на предложенный дешевый венский стул, он начал обстоятельно и вальяжно:

— Позвольте представиться. Николай Ильич Николаевский, практикующий доктор. Э-э… До меня дошли слухи, что вы нашли саквояж желтой кожи с медицинскими…

Доктор запнулся, подбирая слова. Лоб его покрылся испариной. Доктор рефлекторно облизал пересохшие губы, и это движение напрочь уничтожило всю вальяжность. Он потупился и моментально приобрел вид несчастный и потерянный. В комнате повисла тишина, слышалось только мерное движение маятника напольных часов.

— Ну, в общем, с человеческим органом в судке с формалином. Я пришел заявить, что данный саквояж был украден у меня.

Произнеся эти, нелегкие для него слова, он поднял, наконец, глаза и впервые прямо посмотрел в лицо Алексея Ивановича, ожидая ответной реплики.

— Расскажите поподробней, что это был за орган и как он у вас оказался.

Доктор шумно вздохнул и, теребя ручку саквояжика, который вольготно располагался на коленях, начал:

— Видите ли, почти неделю назад, а именно 18 апреля, скончался мой пациент, восемнадцатилетний молодой человек Николай Прознанский. Он был болен краснухой, болезнь дала осложнение и затянулась. Однако смертельного исхода никто не ожидал, это была полная неожиданность и для меня самого. А для родных юноши тем более. Главный казус состоял в том, что больной уже пошел было на поправку. Без установления причины смерти я как лечащий врач не мог выдать разрешение на захоронение тела. Поскольку причина смерти представлялась… м-м… неочевидной, я решил организовать аутопсию, то есть вскрытие. Оно было проведено третьего дня в Медико-хирургической академии, в том корпусе на Греческом проспекте, который вы не далее как вчера посетили. В ходе аутопсии было проведено изъятие внутренних органов для дальнейшей химической экспертизы в лаборатории. Все было должным образом оформлено. Я присутствовал во время этой процедуры как по своему профессиональному, так и нравственному долгу, ибо умерший молодой человек, как и, собственно, вся его семья, мои давние пациенты. Но, видите ли… м-м… если идти обычным путем, как предписано правилами, экспертиза могла растянуться на месяц или около того. Чтобы ускорить процедуру, я договорился со знакомыми врачами из лаборатории в Петербургском университете о проведении потребного химического исследования. Для этого я должен был доставить на Васильевский остров изъятые при вскрытии тела органы Прознанского. Когда вскрытие закончилось, был уже вечер, а потому я повез свою поклажу на извозчике к себе домой, полагая с утра отправиться прямиком в университет. И вот тут-то…