Великосветские игры - [34]

— Надеюсь, нелепая выходка моего мужа не разрушит нашу дружбу с вами, Уилл, и, конечно, с вами, кузина Ребекка.

Ребекка опередила Уилла, сухо промолвив:

— Разумеется, нет, кузина. Вы не виноваты в том, что ваш супруг оказался неотесанным мужланом. С другой стороны, вам не стоит проводить с нами много времени в присутствии посторонних. Мы бы предпочли, чтобы вы нанесли нам визит как-нибудь днем.

Сара поспешно согласилась:

— Конечно, кузина! Я запомню. С вашей стороны было очень любезно уделить мне столько внимания. А теперь — попрощаемся. — И она удалилась, опасаясь, что муж будет недоволен ее продолжительной беседой с супругами Шафто.

— Вы очень добры, Бекки, — заметил Уилл, глядя вслед уходящей Саре.

— Она выглядит такой несчастной! — отозвалась Ребекка. — Раньше я завидовала тому, как легко ей живется, но теперь сочувствую. Как родные могли выдать ее замуж за этого дряхлого распутника?..

Некоторое время Уилл размышлял.о превратностях судьбы. Еще совсем недавно он чувствовал себя изгоем и смотрел на Сару снизу вверх, а теперь они поменялись ролями. Но увлекаться Уилл не стал: Бекки пора было вознаградить за любезность по отношению к кузине, поэтому он пригласил ее на тур вальса.

Вот уже несколько дней Ребекка собиралась открыться Уиллу, но каждый раз ее останавливали воспоминания о стыде и горе, которые она испытывала прежде, когда еще позволяла сердцу одержать верх над рассудком.

И все-таки кружиться в объятиях Уилла под мелодичную музыку было приятно, а еще приятнее — сознавать, что ей принадлежит самый привлекательный мужчина в этом зале. Разумеется, поклонницы лорда Байрона, выстроившиеся вдоль стены, могли бы поспорить с Ребеккой.

А для Уилла вальс стал сладкой пыткой: каждую минуту он помнил о том, что другие вольности для него непозволительны.

— Уилл, я думаю вот о чем…

. Ребекка вошла в кабинет по соседству с библиотекой, где Уилл сидел за большим столом и писал письмо. Увидев жену, он предусмотрительно перевернул листок, прежде чем поприветствовать ее.

— О чем, дорогая?

— Вы хотите продлить наше пребывание в Лондоне? Светский сезон подходит к концу, и у меня нет желания присутствовать при его агонии. Почему-то у меня создалось впечатление, что вы предпочитаете сельскую жизнь городской. Если это так, почему бы нам на следующей неделе не отправиться в Инглбе-ри? Если вы хотите обновить гардероб, мы могли бы сделать это в Йоркшире. Я слышала, там шьют лучшую одежду в стране.

Уилл стремительно произвел подсчеты. Да, содержание позволяло ему выглядеть безупречно, как и подобало мужу Бекки. Она уже спрашивала, почему бы ему не обзавестись собственным выездом, но Уилл ловко уклонился от ответа. Он продолжал молчать о том, куда уходит львиная доля его содержания.

— В ваше фамильное поместье? — спросил он, вовсе не желая уколоть ее. Но Ребекка поняла его превратно и поспешила ответить:

— Едва ли! Мой дед, преуспевающий владелец фабрики, дал сыну воспитание, достойное джентльмена, и приобрел это поместье за бесценок у местного землевладельца. Разве такой дом можно назвать «фамильным»?

Уилл на минуту задумался. Он и не подозревал, что Ребекка стыдится своего происхождения. Чтобы подбодрить ее, он ответил:

— А мое родовое гнездо построил один флибустьер во времена правления доброй королевы Елизаветы. Не знаю, стоит ли гордиться таким родством. С другой стороны, мой отец промотал все состояние предков, за исключением самого дома и нескольких акров земли.

Уилл впервые поведал Ребекке о своем происхождении, сам не понимая, зачем сделал это, и испытывая легкое сожаление: чем меньше Ребекка знает о нем, тем лучше — ведь они заключили временное соглашение.

— Когда-нибудь мы должны побывать там, — произнесла Ребекка решительным тоном.

— Прежде чем расстанемся? — напомнил Уилл. — Понадобится целое состояние, чтобы вернуть этому дому былую красу. Пожалуй, не стоит. — На то у Уилла были свои причины.

— Итак, решено, — сказала Ребекка коротко. — Мы уедем из Лондона сразу же, как только уладим дела.

Уилл кивнул. Ребекка помедлила минуту, ожидая, что он что-нибудь добавит, но не дождалась, одарила мужа сдержанной улыбкой и вышла.

Они вели каждый свою жизнь, появляясь вдвоем только в обществе. Закончив письмо, Уилл почувствовал, что ему надо излить раздражение, и решил побывать в заведении Джексона.

Его приятель Тигр отсутствовал, зато в зале оказался Ужас. Его лицо, помятое от злоупотребления спиртным, просияло при виде Уилла.

— Сразимся? — предложил он. Ужасу доставляло удовольствие видеть перед собой на ринге джентльменов и не выказывать им уважения, которого Джексон требовал от своих подчиненных. По мнению Ужаса, Уилл понятия не имел о том, что такое настоящий бокс. Тигр обращался с ним чересчур почтительно.

— Хорошо, — кивнул Уилл, надеясь, что синяк под глазом Ужаса скрасит однотонную жизнь. Уилл понимал, что поступает несправедливо, но был достаточно проницателен, чтобы осознавать: всему виной нескрываемое раздражение Ужаса.

— Может, снимете рубашку? — предложил Ужас. Это было против правил, но Джексон отсутствовал, а девизом Ужаса были слова: «Глаза не видят — сердце не страдает».