Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса - [31]
Возвращаясь к проблемам “модернизации” трехполья, следует отметить и иную возможность вырваться из жестких рамок парового трехполья. Эта возможность предоставлялась в том случае, если ту или иную культуру можно было выключить из севооборота. Народная агропрактика издавна выделила такую культуру. Это была конопля, способная при соответствующих условиях расти на одном и том же поле многие годы подряд. Это свойство конопли особенно было использовано во второй половине XVIII в., когда получила бурное развитие парусно-полотняная промышленность. В районах, где были наиболее благоприятные условия для конопли (главным образом, северо-запад Курской, северная полоса Орловской, почти вся Калужская губерния и др.), поля, ближайшие к селениям, а иногда и часть усадебной земли, отводились под конопляники. Регулярные высокие урожаи эта культура давала лишь на обильно удобренных землях. На десятину конопли вносилось в два раза больше, чем можно было внести под рожь, – до 3 тыс. пудов навоза и более[282]. Ни одна культура (включая рожь и пшеницу) не выдерживала такой огромной дозы удобрений. Десятина удобренного конопляника стоила вчетверо более десятины навозной полевой пашни[283]. При всем этом возможности конопли были уникальны.
Наконец, был еще один путь избежать узких рамок трехполья – это полный отказ от него. Однако в XVIII в. это случалось крайне редко, т. е. для этого необходимы были особо неблагоприятные или, наоборот, благоприятные условия. И все-таки в указанный период это случалось. На далеком севере, в Архангельской губ., трехпольного севооборота по существу не было. Правда, железное давление традиции сохраняло его чисто внешнюю сторону. Под Архангельском рожь была малоэффективной культурой прежде всего потому, что вегетация ее сильно затягивалась: спела она лишь через 12 месяцев после сева, а часто и через 13 месяцев. Урожай ржи “в лутчем году не более сам-4”[284]. Зато ячмень поспевал за 2,3–3 месяца, а урожай давал сам-8 и даже сам-10. Он и был основной культурой трехполья: два года подряд сеяли ячмень, а потом год поле было под паром (“хлеб обыкновенно более один ячмень. Сеют некоторые крестьяне также и рожь, однако очень мало”)[285]. Таким образом, три поля здесь чистая формальность. Производство лишь одной культуры требовало удобрений. Наличие обильного количества сенокосов и лугов давало возможность иметь достаточно скота и, следовательно, навозного удобрения[286]. А на Мезени после парения ячмень сеяли подряд не два, а три и даже четыре года[287]. Таким образом, по существу трехполья здесь и не было.
В селениях, расположенных в непосредственной близости к крупным промышленным центрам, в первую очередь к Москве, наблюдался также отказ от трехполья, но суть процесса была уже иная. “Поселяне, и особливо живущие по близости Москвы, упражняются в сажании огородных овощей… так что во многих селениях почти все поля обращены в огороды”[288]. Во второй половине XVIII в. сосредоточение городов Боровска и Вереи на производстве лука и чеснока захватило и пригородные селения. Наконец, огородническая профессиональная ориентация Ростова, Петровска и специфические условия вокруг озера Неро способствовали появлению в конце XVIII – начале XIX в. поселений, специализирующихся на огородных культурах. Разумеется, таких районов, где отказ от полевого земледелия был бы более или менее значительным, в ту эпоху было очень мало и их роль была ничтожна. Можно указать еще один пример отказа от трехпольного севооборота. Это район вокруг г. Мологи, где сильные разливы Волги и ее притоков привели к ориентации селений лишь на яровые культуры (“в некоторых из сих селений сеют яровую только рожь, а в других – один только яровой хлеб”)[289]. Наконец, встречались и случаи отклонения от парового трехполья с тенденцией к многополью. Мы имеем в виду применение в некоторых районах чего-то вроде занятого пара – посев в паровом поле репы. Это давало возможность вносить под репу гораздо больше удобрений, чем под озимые хлеба. В Дмитровском у. Московской губ., – писал современник, – “есть отменный и преполезный способ земледелия… в паровое поле сеять репу, под которую кладут навозу более, нежели под рожь… Потом на репищах на другой год яровую пшеницу и ячмень. И на сих местах хлеб родится гораздо лучше”[290]. В Переяславль-Залесской провинции загонки под репу пахали в июне, потом две недели парили, потом вносили в почву навоз, пахали второй раз, сеяли репу (семена, смешанные с песком) и боронили[291]. В Гжельской, Гмелинской, Гвоздинской и других волостях Бронницкого у. Московской губ. в помещичьих селениях систематически сеяли репу “на полях и задворках”, т. е. дальних полях, “а после того на репищах сеют овес и лен”[292]. В Калужской провинции в 60-х гг. XVIII в. “репу сеяли по большей части в полях между хлебом”[293]. Иначе говоря, это было тоже нечто вроде занятого пара. Регулярно сеяли репу и в Оренбургском Заволжье (срок сева очень поздний – около 8 июля)
