Великолепные Эмберсоны - [18]

— Семьи Минаферов? — невинно спросил дядя. — Нет, мне помнится, он с твоим отцом не…

— Семьи Эмберсонов, — нетерпеливо сказал Джордж. — Как я понял, он проводил много времени в доме.

— Что тебя коробит, Джордж?

— В смысле "коробит"?

— Ты явно раздражен.

— Ну, мне показалось, что он чувствует себя здесь совершенно как дома. А то, как он танцевал с тетей Фанни…

Эмберсон рассмеялся.

— Боюсь, в сердце тети Фанни всколыхнулись былые чувства, Джорджи.

— Она что, была в него влюблена?

— В этом она не была одинока, — пояснил дядя. — Он был… он пользовался популярностью. Могу я задать вопрос?

— Какой еще вопрос?

— Мне любопытно, ты проявляешь такой страстный интерес к родителям всех девушек, с которыми танцуешь? Может, это новая мода, и нам, старым холостякам, тоже пора ее перенять. В этом году модно спрашивать о…

— Да перестань же, — сказал Джордж и развернулся. — Я просто поинтересовался… — Он не договорил и пошагал через залу к девушке, ожидающей, когда его высочество соблаговолит наконец пригласить ее на обещанный танец.

— Извините, что заставил ждать, — пробормотал он, а она радостно вспорхнула ему навстречу; казалось, она светится от счастья, потому что он вообще пришел, но Джордж привык видеть, что девушки искренне рады танцевать с ним, и не обратил внимания на ее чувства. Он танцевал механически, всё время думая о мистере Юджине Моргане и его дочери. Удивительно, но именно отец, а не дочь, не шел у него из головы, и он не мог объяснить — даже самому себе — эти навязчивые мысли.

По совпадению, пусть и не совсем случайному, мистер Юджин Морган в то мгновение тоже думал и говорил о Джордже Эмберсоне Минафере, хотя делал это не по собственной инициативе. Мистер Морган как раз спустился в курительную комнату на втором этаже и обнаружил там восседающего в одиночестве пожилого джентльмена.

— Джин Морган! — воскликнул мужчина, радостно поднимаясь с места. — Слыхал, ты в городе, но боялся, что ты меня подзабыл!

— Как бы не так, Фред Кинни! — с таким же дружелюбием откликнулся мистер Морган. — Вижу твое настоящее лицо — прямо под тем, под каким ты сегодня скрываешься. Надо было тебе постараться еще, раз уж надумал спрятаться.

— Двадцать лет! — сказал мистер Кинни. — Лица меняются, а уж как меняется поведение!

— Да уж, да уж! — энергично согласился старый друг. — Мое-то поведение давно изменилось — и весьма неожиданно.

— Помню, — сочувственно сказал мистер Кинни. — Да, жизнь странна, когда оглядываешься назад.

— А может стать еще чуднее, если заглянуть в будущее.

— Может.

Они сели и закурили.

— Однако танцую я, как молодой, — через некоторое время заметил мистер Морган. — А ты?

— Нет. Оставил это сыну Фреду. Он теперь в семье за танцы отвечает.

— Наверное, трудится над этим наверху без передышки?

— Нет, его здесь нет. — Мистер Кинни бросил взгляд на дверь и понизил голос: — Не захотел идти. Кажется, пару лет назад он повздорил с юным Джорджем Минафером. Фред был председателем их литературного кружка и сказал, что этот юный Джорджи заставил всех проголосовать против и занял его место — да так нагло. Фред рыжий, ты же помнишь его мать? Ты был на свадьбе…

— Свадьбу помню, — сказал мистер Морган, — и мальчишник тоже… большую его часть.

— Так вот, мой Фред рыжий и горячий, — продолжил мистер Кинни, — весь в мать, и ссора с Джорджи Минафером очень задела его. Говорит, что лучше умрет, но ноги его не будет как в доме любого из Эмберсонов, так и везде, где может оказаться юный Джорджи. По правде говоря, мальчик настолько переживает, что и я сомневался, стоит ли мне сюда идти, но жена сказала, что это глупости, что не надо поощрять Фреда в раздувании обиды из-за такого пустяка и что, хотя Джорджи Минафер ей тоже не нравится, может, даже больше, чем кому-либо еще, она ни за что не пропустит настоящий прием у Эмберсонов из-за мальчишечьих конфликтов, — и вот мы здесь.

— Юный Минафер ведь многим не нравится?

— Не знаю, как насчет "многих". Кажется, вокруг него полно подхалимов, но, безусловно, есть немало людей, которые охотно выскажут всё, что о нем думают.

— Что с ним не так?

— Во-первых, он весь из себя такой Эмберсон. Во-вторых, его мать сходит по нему с ума и балует с самого рождения. Вот это смущает меня больше всего! Не мне тебе рассказывать, кто такая Изабель Эмберсон, Юджин Морган. Кое-что от высокомерия Эмберсонов в ней есть, но никто из знакомых не станет отрицать, что она одна из самых прекрасных женщин на свете.

— Нет, — сказал Юджин Морган, — этого отрицать не станут.

— Вот я и не могу понять, почему она так слепа, когда речь идет о ее сыне. Он считает себя этаким божком — и, честно говоря, многих от него подташнивает! А эта благородная, умная женщина, Изабель Эмберсон, смотрит на него с настоящим обожанием! Это даже по голосу слышно, стоит ей заговорить с ним или о нем. Господи! Что же она видит, когда смотрит на него?

Лицо Моргана странным образом выражало искреннее понимание, хотя пониманием тут и не пахло, но когда он улыбнулся, оно просияло; он всегда делался таким обаятельным и убедительным, когда улыбался. Вот и сейчас он с улыбкой ответил на вопрос старого друга: