Великолепная рыбалка - [17]

— Я во всем виноват, и вы хотите, чтобы я первым вылез из воды?

— Ну что мы спорим? Если б кто–нибудь на нас посмотрел, со смеху умер бы! Залезайте оба побыстрее, и мне будет легче забраться в лодку, когда вы оба будете в ней сидеть.

Наконец–то! Мы сидели в лодке, отдуваясь, мокрые и расстроенные.

— А со щукой что будет?

— У нее на некоторое время пропал аппетит, это уж точно.

— Я в этом не уверен, — сказал сержант. — Тут возможны разные варианты. Если она проглотила крючок, то в течение нескольких дней он растворится у нее в желудке, для этого желудочная кислота у нее достаточно крепка. Но если крючок застрял у нее в горле, дела ее хуже, она может погибнуть. А если ей удастся выплюнуть крючок, то она очень быстро забудет о нем. Самое же вероятное, крючок воткнулся ей в край пасти, в этом случае рана расширится, и она рано или поздно избавится от него.

— Хорошо бы так!

— Мы напрасно расстраиваемся, все равно делу не поможем.

— Удастся ли нам ее когда–нибудь поймать?

— Мы можем ее поймать через несколько минут... То есть могли бы, было б чем.

Я попросил сержанта нацепить на крючок последнюю мышку. Правда, у нас осталась лишь удочка для ловли окуней, но попытка не пытка, ведь может же быть, что щука жива и здорова! Итак, мы опустили в воду последнюю мышь, но щука на нее не польстилась. Майор принялся оплакивать потерянное снаряжение. Я успокоил его, что самое дорогое катушка, а она далеко не новая. Так как и я и сержант восприняли всю эту историю с юмором висельника, то и майор перестал терзаться.

На причале мы оделись, и тут только я вспомнил о потерянных в воде брюках! Ничего не поделаешь, я надел рубашку, повязал галстук, надел пиджак. Мои спутники посмеялись бы надо мной, но их удержало от смеха уважение и сочувствие.

— Не печальтесь, доктор, — утешил меня сержант, — в машине никто и не заметит, а мы вас подвезем к самой двери дома.

В машине действительно ничего не было заметно, да и пока мы доехали до лагеря, стало уже почти совсем темно. Беда в том, что мой пропуск остался вместе с брюками на дне озера! Майор и сержант предъявили свои пропуска, часовой протянул уже руку за моим, но, когда я сказал, что утопил его в озере, он отказался впустить меня в лагерь. Но как же так, ведь он меня знает в лицо, да и майор с сержантом могут удостоверить мою личность! Часовой сожалеет, но правило есть правило. Сколько ни кричал и ни ругался майор, ничего не помогло. Часовой был солдатом дисциплинированным, подчинялся приказам, без пропуска он не имеет права никого впускать на территорию лагеря, а о потере пропуска надо составить протокол. Явился начальник караула, но и он не мог мне помочь, сказал, что надо обратиться к Толстяку, единственному лицу, имеющему право выдавать пропуска. Только этого не хватало. Несколько телефонных звонков, и минут через пятнадцать пришел Толстяк.

— Что случилось с вашим пропуском?

— Упал в воду на рыбалке.

— Свидетели?

— Целых два, майор и сержант.

— Номер?

К счастью, я помнил номер. Назвал его.

— Ничего страшного, коллега, мы сейчас занесем все это в протокол, выпишем вам другой пропуск, и все. Пройдите со мной.

— Это необходимо?

— Само собой. Вы должны будете подписать протокол, а на пропуске, как вам известно, поставить отпечатки пальцев.

Ничего не поделаешь, я вылез из машины. Трудно определить выражение лица Толстяка, чего в нем было больше — удивления, возмущения или еле сдерживаемого желания рассмеяться, а может быть, все это вместе взятое.

— На вас, коллега, нет брюк?

— Вы совершенно правы, коллега, я без брюк.

31 августа. Когда ты охвачен азартом, ничего с собой не поделать. Я просидел в лодке целый день и, когда пошел дождь, не вылез на берег, а укрылся куском брезента. Со мной на этот раз был совсем еще юный младший сержант, очень почтительный и очень скучный, бедняга.

Слухи о нашем приключении расползлись по всему лагерю, толковали и о потерянных брюках, смолкая при моем появлении. А о гигантской щуке рассказывали просто чудеса. Неудача взвинтила и майора, и он выпросил у сержанта одну из его удочек. Сегодня мы спустили на воду уже три лодки. В первой находились Проф, главный инженер по электронике и младший чин на веслах, во вторую сели майор, два его приятеля и невропатолог, в третью — я с младшим сержантом. Майор бросил якорь в Божьем Оке, сержант осуществил наконец свое желание пройти через все Заливчики Четок. Я караулил щуку. Майор наловил рыбы, даже превосходную щуку весом в шесть с половиной килограммов, хватит ему теперь о чем рассказывать лет на десять, а то и на пятнадцать. Сержанту тоже повезло, он вытащил двух окуней, килограмма на полтора каждый, и две щуки тоже приличного размера, килограмма по два. Я не поймал ничего, чудовище даже наживку не брало, как ни привлекал я его мышами в изобретенных сержантом пробковых поясах. Чтобы утешить меня, главный повар приготовил прекрасный ужин из рыбных блюд, которые мы запивали ароматным вином, усевшись все вместе за большим столом.

День, проведенный со скучным младшим сержантом, все–таки оказался не совсем потерянным. Я имел возможность узнать, как преломляется в мозгу такого вот юного выходца из народа работа, которую мы ведем. Хочу записать его монолог, иначе и не назовешь, так как я отвечал на его высказывания короткими «да», хмыканьем, покачиванием головы. Единственное, чего я не могу воспроизвести, это получасовые паузы, ведь я уже сказал, что молодой человек был очень почтительный и не хотел ни за что на свете докучать мне вопросами, хотя бы уже потому, что хорошо усвоил правило: спрашивать ничего нельзя.