Великолепная десятка. Выпуск 2 - [7]

Разве только тогда, когда перерожусь стрижом.

Ты есть ты. Я есть я. И нам незачем подражать.

Мир устал и уснул. Он широк и непостижим.

Ты сопишь, Джек, легонько подушку рукой прижав.

И мне хочется…

Хочется просто жить!

Джимми

Осень приходит в бедро целовать словами.

Джимми, давай-ка забудем, как нас сломали.

Джимми, давай-ка забудем, как те и эти

В нас с тобой умерли люди, погибли дети.

Как не хватило ни веры, ни сна, ни сил нам.

Как было солоно, как было больно сильно,

Когда в этой чертовой жизненной хирургии

Отрезались самые близкие и самые дорогие.

Джимми, давай не думать, что, может, завтра,

Нам распахнутся жуткие «двери» Сартра,

Или о том, что нас могут пометить чеково

В самой шестой и ужасной палате Чехова.

Как заставляют стонать нас, скулить и корчиться

Филипы Моррисы, Праймы, Рогани, Хортицы.

Как нас смертельно заботливо усмирили

Теми продуктами дьявольской индустрии.

Джимми, а с нами Бог неизбежно был (ли?)

Джимми, давай припомним, что мы забыли:

Брось забывать любить и любить забыться!

Будем менять манеры, привычки, быт сам.

Джимми, куда ведь дальше, под нами днище.

Видишь, у нас с тобой силы на тыщи нищих?

Молчи словами, разговаривай лишь касаниями.

Руками не думай, пускай решают сами они.

К черту одежды, замаскированные под Прада.

Только обнаженному телу известна правда.

Как-то непринужденно, небрежно, просто мы

Станем наэлектризованными, как простыни.

Будем купаться в дайкири любовных стонов.

Осень замрет от страха, как будто сто нас.

Станем единым целым, сойдясь чужими.

Осень уходит прочь, замечаешь, Джимми?

Мы с тобой не умеем самбу, сумеют пальцы.

Станем счастливыми буддистами, как непальцы.

Словно мы поселились в сердце Индии. Ну, а там мы

Учимся непридуманному счастью у Гуатамы.

Джимми, у нас здесь такое оплотище штилевое!

Джимми, мы с тобой целый воин, пока нас двое,

Пока мы о любви поцелуями – не словами,

Молятся Божьи ангелы над нашими головами…

Гуппи. Ничья

Финалист второго Открытого чемпионата России по литературе

Недовылет

"чтоб тебе родиться птицей,

надо прежде умереть."(с)

Десятки солнц разбитого стекла,

звенящий голос. Mир, упавший на пол.

Мой кот внизу – в квадратике окна —

сидит и отрешенно лижет лапу.

Сгорают связи, рушатся мосты,

мелеют вены, мысли и колодцы.

Сквозь перистые рваные бинты

меня несет под воспаленным солнцем

за тридевять, досрочно, наобум.

Под звуки гаммы рвутся быль и небыль.

Впервые рада вылететь в трубу —

в нее в момент свернулась полость неба,

и глас трубит восход – иже еси!..

Но до-мажор завис всего в полтоне

от выхода – буксует нота си,

а глас фальшивит и летально гонит.

Hе выход запасной – простой исход,

логичный, будто эхо после крика,

и небо – не вокруг, не над, не под,

оно – внутри мигает аварийкой…

Тоннель, воронка, вОроны, стрижи…

Пульсация секунд, свет – ближе, ближе…

Но кто-то в белом требует: дыши!

И кто-то рядом молится: живи же!..

Крепки узлы. Тягуча пелена.

Невнятны голоса, размыты лица.

Отчетлив кот, глядящий из окна

вслед улетевшей нерожденной птице.

Чужая

Я больше не приду сюда —

ни в этот двор, ни в эти стены,

где постоянно переменны

удача, ветер и судьба,

где столько лет за кругом круг

меня вели чужие боги

и отжимали грубо соки

вращеньем будней-центрифуг,

где плющ крадется по крыльцу

и умирает у порога,

где дождь – холодный недотрога —

руки не даст, бьет по лицу,

где солнце медленно за шкаф

сползает, прячась в пыль вселенной,

и, улыбаясь лицемерно,

слепит врасплох, исподтишка,

где окна – тихая вода —

так глубоки, темны и немы…

Чужая жизнь, чужая тема.

Я больше не приду сюда.

Здравствуй…

Мы встретились. Паршивых две овцы. Два комика из пошлой оперетты —

напившиеся августа глупцы. Две рыбины из высохшего лета.

Настроим звук и наведем мосты. Заглавие останется в кавычках.

Mы будем говорить до темноты о чем угодно, только не о личном.

Изгибы улиц подчеркнет неон, и вечер будет плыть, шуметь и петься,

a твой невозмутимый баритон – взрывать мое смеющееся меццо…

Придут счета, дожди, осенний грипп. Hад линиями Наска древних инков

парить под солнцем будет пара рыб, считая друг у друга чешуинки.

Шершавым языком из рыбьих кож залижет время будние печали.

Но все же ты когда-нибудь уйдешь. А может, я, хвостом вильнув, отчалю.

И воздух станет сразу тяжелей, и кто-то, спотыкаясь о пороги,

где лУны абразивных фонарей шлифуют мокрых улиц водостоки,

пойдет по кнайпам, пО миру, в народ. Забьет крест-накрест зону циферблата,

отрежет дреды, чешую сорвет и забинтует тайные стигматы.

Он будет пить и осенять крестом веселую подвыпившую паству…

Но по сюжету это всё – потом.

Сейчас – вокзал, перрон, глаза и… "Здравствуй…"

Влад Васюхин. Рождественский репортаж

Член жюри второго Открытого чемпионата России по литературе

Рождественский репортаж

У новости будет вселенский охват:

«Смотрите, к Мессии пришли три волхва!

Явились с дарами персидские маги…»

На это не жалко минут и бумаги,

звенят голоса и сливаются в хор:

«Зовут их Гаспар, Балтазар, Мельхиор…

Смотрите, вот золото, ладан и смирна…

Цари поклонились и замерли смирно…»

Реклама. «Мы снова в эфире! И лучше

расскажет об этом Иосиф Обручник».

Опять комментатора вспыхнет cadenza —

под светом звезды и на крике младенца.

И слушает молча планета глухая,