Великое Предательство: казачество во Второй мировой войне - [41]

Оказалось, что это был генерал Шкуро, привезенный сюда раньше и находившийся в каменном здании. С ним было человек семь офицеров, среди которых знакомых профессору не было. Шкуро вызвал врача под предлогом, якобы, сердечного припадка. Сопровождавшие профессора английские солдаты, приведя его в комнату Шкуро, на короткое время удалились, что дало возможность им перекинуться несколькими словами.

Шкуро сказал, что он здоров, а только хотел узнать, кого привезли. Для видимости профессор просил его расстегнуться. Генерал Шкуро задал несколько вопросов о привезенных, а затем махнул рукой и замолчал. У Ф. В. Вербицкого сложилось впечатление, что до того времени он не был окончательно уверен в предстоящей выдаче, а после того как узнал, кто привезен, понял, что это неизбежно случится.

Свидание это продолжалось минут пять, а затем профессор был уведен. Ночевал он вместе с другими врачами вне проволочного заграждения лагеря, но под стражей.

Когда на следующий день, 29 мая, их вывели из барака, за проволокой лагеря не было никакого движения. Все эти врачи в тот же день были возвращены в Лиенц.

Скошенный луг

Путь, как песня походная вьется,

Как припев обрывается вдруг…

Не седлать казакам, не придется

Оправлять сыромятных подпруг.

Захолонуло сердце казачье,

Не колышется. Слез командир.

Кто-то шепотом вымолвил: «Сдача,

Не почетный, заслуженный мир…»

Ни кровинки в лице, ни улыбки…

На казачек и на казачат

По неведенью или ошибке

Танков двинули сомкнутый ряд…

Не мерещется это, не снится,

А взаправду кидался казак

Под гремящую цепь, на бойницы,

На отброшенный немцем тесак…

Спотыкнувшись о тело соседа,

В Соловках серебривший виски,

Рухнул дед, и по алому следу

Отыскался кинжал у руки.

В сорок пятом году у Лиенца,

Где предателем сделался друг,

Опустила Покров-Полотенце

Богоматерь на скошенный луг.

Князь Н. В. Кудашев («Перекличка», № 16)

Из рассказа Уральского Войска войскового старшины У.

Войсковой старшина У. и кубанский офицер В. были направлены из Обердраубурга с группой казаков до 70 человек по железной дороге в Лиенц, но оттуда их направили дальше на юго-запад, к итальянской границе, на последнюю станцию Силиан. По прибытии туда бургомистр хотел отправить их обратно в Лиенц, но они воспротивились и остались, поселившись в брошенном «остами» лагере. Там они включились в партию поляков, работавших по расчистке Силиана. Потом, частично, казаки вернулись в Лиенц.

Войсковой старшина У. пытался зачислиться на службу в штаб Походного атамана, но начальник штаба генерал С. ему отказал. Благодаря этому он избежал горькой участи остальных офицеров.

В первых числах июня в Лиенц вернулись из Шпиталя вывезенные туда 28 мая вместе с другими офицерами два уральца: отец и сын, из коих первый старый русский офицер. Они рассказали, что когда прибыли в Шпиталь, там их немедленно разделили на три группы: генералов, штаб-офицеров и обер-офицеров. Потом, после разведения по баракам, старший из англичан, как говорили, генерал, вызвал трех старших офицеров из только что привезенных в Шпиталь. Пошли генерал Доманов, генерал Тихоцкий, а фамилию третьего они забыли.

Англичанином было им объявлено, что согласно Ялтинскому договору, все офицеры будут переданы советам. После этого сообщения генерал Тихоцкий идти не мог, и его отвели под руки.

Лишь только об этом стало известно, среди офицеров началась паника. Они стали сбрасывать свои знаки отличия, выбрасывать документы, фотографии, деньги и прочее. На следующее утро их вывезли из лагеря грузовиками на станцию Шпиталь, там сажали в вагоны и запирали.

Эти два уральца спрятались на чердаке за стропилами и сидели там три дня, после чего пешком пришли в Лиенц. Там у них оставалась жена и дочь старшего, мать и сестра младшего. Но накануне их прихода, обе были насильственно вывезены. Казаки были в отчаянии и, не находя другого выхода, добровольно выехали в совдепию.

В. Г. Науменко

Об английских офицерах

Я была переведена переводчицей в лагерь Пеггец за несколько дней до разоружения и описываю то, чему сама была свидетельницей.

Там находилось 12 500 человек. 28 мая утром, приехал в лагерь британский майор Дэвис. Ему, как всегда, был подан на английском языке рапорт о том, что необходимо для лагеря. Он охотно давал на все согласие и даже обещал удовлетворить просьбы некоторых офицеров частного порядка. Уехал он в 11 часов утра. Я пошла в кадетский корпус дать первый урок английского языка.

Вдруг, в 11 часов 30 минут, пришел директор корпуса полковник Т., попросил меня прекратить урок и, вызвав в соседнюю комнату, сообщил, что генерал Бедаков[4] просит меня спешно придти в его канцелярию. Я пошла туда и застала его бледным, взволнованно ходившим по комнате.

Увидев меня, он, видимо, обрадовавшись, растерянно сообщил мне, что получил по телефону распоряжение генерала Доманова спешно собрать всех офицеров и военных чиновников всех станиц и полков, и чтобы они к часу дня были готовы ехать на конференцию, которая, якобы, должна была состояться в Виллахе (почему-то во всех очерках о Лиенце пишут про Шпиталь, распоряжение же было ехать в Виллах, о Шпитале не было ни слова).