Великое посольство - [30]
— Передай купцу, что наши купцы и сами могут персидский шелковый товар скупать, и шаху от того худо не будет: лишь бы скупали… А просьбу его доложим в Москве, кому надлежит. — Он повернулся к попу. — Запиши, Никифор, о том в статейный список.
Иноземец, с трудом скрывая свое недовольство, снова снял мудреную шляпу с пером, склонился в поклоне, отставив правую ногу, и пошел к двери.
Тут он столкнулся с другим иноземцем, худым и длинным. Они враждебно, как два петуха, оглядели друг друга и отвернулись.
Вошедший иноземец бросил короткую, властную фразу старику переводчику, уже шагнувшему к порогу, и повернул его назад. Выйдя на середину палаты, иноземец отвесил посольским людям неглубокий поклон:
— Сэр Ричард Форстен, английский купец, приветствует досточтимых московских послов, к которым имеет важное дело.
Вслед за этим переводчик изложил, со слов купца, и самое дело: купец явился получить пропуск на проезд через Московию, в Архангельск, к холодному морю, с большой партией персидского шелка-сырца. Но, узнав, что великие послы царские скончались в пути, купец долгом своим почитает предостеречь их преемников от доверия к голландским купцам: это великие обманщики, негодяи, просто сказать — подлые псы. А вообще говоря, сэр Ричард Форстен, богатейший купец, может во многом оказать помощь послам, если только они откроют ему, для чего присланы к шаху в Казвин…
— Скажи господину купцу, — отвечал Кузьма, — что просьбу его о пропуске на Архангельск с персидским товаром мы доложим кому следует в Москве. А о прочем скажи, чтоб он шел подобру-поздорову с подворья…
Когда удалился и второй иноземец, Кузьма озабоченно подергал себя за бороду:
— Ан-глин-ской… голланской… Поп, а поп, где ж их земли лежат? Далеко ли?
— Далече. За морями, за горами…
— За морями, за горами… — насмешливо повторил Кузьма. — Эх, без пути-дороги ходим, как в дремучем бору, того и гляди в болото ступишь! А тут еще и без толмача. Чужой-то толмач чего хочешь наплетет, не узнаешь!
— Зачем тебе толмач? — Поп широко зевнул и перекрестил рот. — Вернется шах из похода, да враз и отпустит домой, на Москву.
— Твоими устами да мед пить, Никифор. Сдается мне, не прямой нам путь на Москву уготовлен, да не накатанный…
29
А в дальнем покое по ту сторону дворика, делившего дом на две половины, томились в смертной муке больные посольские люди. О них с усердием заботился все тот же тихий, безответный чернец Кодя: поил водой, смешанной с вином, кормил с ложки разваренным рисом, расчесывал спутанные волосы и свалявшиеся бороды. Раз в день являлся с шахова двора лекарь, старый, ветхий персиянин. Он мудрствовал над больными, совал им в рот какое-то пахучее зелье и уходил, опираясь на палку и с трудом волоча ноги. А на третий и на четвертый день, как прибыло посольство в Казвин, умерли один за другим все девять больных.
Решено было, что хоронить умерших отправятся поп Никифор, Кузьма и Ивашка, а Петр Марков, Вахрамеев и Кодя останутся на подворье стеречь коробью с посольскими бумагами.
И вот трое посольских людей с непокрытыми головами пошли на другой конец города Казвина, на армянское, христианское кладбище вслед за повозкой, груженной девятью мертвыми телами и запряженной верблюдом, на котором сидел мальчонка-возничий.
Шли краем города, около безлюдного, пустого поля, по щиколотку уходя ногами в песок. Впереди широко шагал поп Никифор, держа крохотную иконку Троеручицы, за ним Кузьма с Ивашкой.
Утро было жаркое, солнце припекало головы и спины, пот заливал глаза. Но люди шли бодро, не чувствуя устали после долгого сидения на подворье.
К кладбищу подошли в полдень. Здесь, у кладбищенской стены, посольских людей ожидал пристав Алихан с двумя воинами и толмачом. Алихан так и остался за воротами: коран не позволял ему хоронить неверных. Армянские попы вышли навстречу погребальному поезду и предложили отпеть умерших в своем храме. Но это было не по обычаю, и посольские люди отказались: хоть и христианской веры были армяне, но иного толка.
Мертвецов, завернутых в саваны, Кузьма с Ивашкой сложили в общую, заранее выкопанную могилу без гробов на простой дощатый настил, прикрыв таким же настилом.
Никифор накоротке справил заупокойную службу. И тут невольно прокралась в души посольских людей горькая печаль о друзьях-товарищах, которым уж не увидеть русской, родимой земли.
После похорон армяне, выйдя из своего храма, где отстояли обедню, окружили посольских людей и стали спрашивать их о московском царе: не думает ли он оказать помощь их несчастным братьям армянам, у которых турки захватили землю и тысячами убивают и мучают. Весь их народ, говорили они, христианской веры, почел бы за счастье стать под высокую руку царя московского.
— В мыслях царских читать не смею, — отвечал Кузьма. — Но твердо вам обещаю, что слова ваши дойдут до Москвы… — И тут же велел Никифору по возвращении на подворье вписать те слова в статейный список.
Когда посольские люди вышли из ворот кладбища, поджидавший их Алихан тронул коня и подъехал к ним.
— Что говорили вам армяне? — спросил он Кузьму через толмача, пытливо глядя на него своими недобрыми, косыми глазами.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Рассказ о белорусском атеисте XVII столетия Казимире Лыщинском, казненном католической инквизицией.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.
Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.
Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.