Великое посольство - [10]
— Известно мне, что на судах своих везете вы кречетов…
— Истинная правда, — отвечал дьяк. — Тех царских кречетов везем мы в персидские земли, другу и брату нашего государя-царя, его шах-Аббасову величеству.
А шамхалу дружба царя московского с шахом — что нож острый: обоим был он соседом, равно опасался обоих, и толком не знал, кому же из них поклониться, а перед кем нос задрать.
— Чего же ради идете к шаху-то?
Великий посол глубоко вздохнул.
— Хоть и не должен я про то говорить, — молвил он, помедлив, — да по дружбе скажу: единственно ради царских поминков[7] шаху и для укрепления вечной дружбы и союза.
— А чего ради государь ваш гонит в Терский городок несметную силу воинов и, сказывают, обносить его каменной стеной собрался? Я ли ему не друг?
— Про то мне неведомо, — сухо сказал дьяк. — А если тебе и не соврали, так ведь на своей-то земле всякий себе хозяин. Я же тебя не спрашиваю, чего ради ты у Терского городка немалую ратную силу держишь да в прошлом месяце еще тысячу конных пригнал. Твоя земля — твоя воля!
Снова разозлился шамхал, выкатил на дьяка глазищи, шагнул к нему, сунул себе за ворот палец, перевел дыхание и рявкнул:
— Да я тебя…
И снова подковылял к нему седобородый старик-татарин, схватил за руку, подтянулся к шамхалову уху и быстро-быстро залопотал по-своему.
— Грамоту царскую ко мне имеешь ли? — враз осекшись, обратился к великому послу шамхал.
— Грамоты не имею, а только как отъезжал я из Москвы, то изволил государь-царь наказать мне: если приведется тебе, Семен, у шамхала быть, скажи ему мое слово царское: не садиться бы ему, шамхалу, под чужой забор, пусть бы хоть в крапивку, да под свой!
Старый, бывалый толмач Афанасий Свиридов помедлил, подумал, важно огладил бороду и чуть переиначил дерзкую Емельянову речь: гнул бы шамхал дерево по себе, по своей силушке, крепко помня, что на каждого его, шамхалова, воина Москва может выставить в поле десять, а по нужде и сто добрых воинов.
— Я что ж, я всегда рад московскому царю служить…
— А коли так, — заключил дьяк, — то и спорить нам нечего. Шли на Москву посла, чтобы просил государевой милости, и будет тебе благо. А меня отпусти с честью к его шах-Аббасову величеству посольство править и прикажи своим людям дать мне корма до самого Гиляна.
Дьяк с достоинством поклонился шамхалу.
С тем и пошли посольские люди на свои суда.
Шамхал от себя прислал великому посольству двенадцать быков жареных, восемнадцать овец, шесть мешков муки, пуд меду и всякой иной снеди; а подарки для государя-царя обещался доставить со своим послом, которого, велел сказать, немедля и снарядит в Москву.
10
Когда подошли к Дербенту, посольские люди увидели странные бело-голубые облака. К вечеру облака потемнели, подернулись сиреневым цветом: то высились Кавказские горы. Люди не хотели верить вожу, что это твердая земля, но тот поклялся в том господом-богом. А потом горы подступили к самому берегу, и посольские люди увидели зеленую поросль, покрывавшую склоны гор, а еще выше ледяную шапку, ярко блиставшую на солнце.
— Уж не край ли это света? — с тревогой молвил Ивашка Хромов. — Далее небось ничего и нету…
— Как так нету? — отозвался Кузьма. — За теми горами, сказывают, крещеные люди живут, нашей веры. Они Москве-матушке челом бьют. Нет им житья от басурманов, вот и тянутся к московскому царству.
— А не врешь? — скосил Ивашка глаза на дружка. — Через этакие горы человеку и пути нет…
— И-и, — протянул Кузьма, — человек-то по нужде где хочешь пройдет.
Город Дербент привалился к склону громадной горы. Он был окружен широкой стеной, выведенной на скалах. По ней свободно могли проехать бок о бок две телеги, запряженные волами. Между берегом и горой причудливо раскинулось множество каменных гробниц, разрушенных временем. Высоко в расщелинах горы повисли над городом маленькие крепостцы да сторожевые посты.
— Стоит сей град Дербент, а по-иному Железные врата, с самого начала света, — сказал вож, и слова его вмиг облетели весь поезд. — И кто сим градом владеет, тот владыка и земли здешней, потому тут единый ход, и другого хода нету. Через те врата ходила на Русь татарская сила Батыева и всякие иные нехристи. А ныне сим градом владеет султан турецкий, да не то чтобы крепко: далеконько ему и без надобности. Зарится на него и шамхал, да силушки мало, хоть и близко…
Ивашка быстрым, горячим взглядом оглядел город из конца в конец.
— Да где ж они, врата-то железные? И не видать…
— Дурень ты, Ивашка, — отозвался Кузьма. — Понимать надо: одно название, что железные врата. Глянь-ка: если стать, хотя бы и малой ратью, между горой и морем — тут сажен сто, не более, — так никакая сила не пройдет. А иного пути тут нету — горы мешают. Потому и зовется этот проход: врата!
— И впрямь так!.. — обрадованно воскликнул Ивашка.
За Дербентом посольские суда в обход мелей ушли далеко от берега. В небе стоял золотой месяц, бросив на воду длинную, сверкающую дорогу. Море было спокойно и суда только чуть покачивало на ясной глади. Ничто не предвещало бури. Но опытный вож на исходе ночи стал тревожно всматриваться в даль, откуда возникли на небе первые облака. Он запрокидывал лицо, словно испытывал поднимавшийся предутренний ветер.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Из великого прошлого – в гордое настоящее и мощное будущее. Коллекция исторических дел и образов, вошедших в авторский проект «Успешная Россия», выражающих Золотое правило развития: «Изучайте прошлое, если хотите предугадать будущее».
«На берегу пустынных волн Стоял он, дум великих полн, И вдаль глядел». Великий царь мечтал о великом городе. И он его построил. Град Петра. Не осталось следа от тех, чьими по́том и кровью построен был Петербург. Но остались великолепные дворцы, площади и каналы. О том, как рождался и жил юный Петербург, — этот роман. Новый роман известного ленинградского писателя В. Дружинина рассказывает об основании и первых строителях Санкт-Петербурга. Герои романа: Пётр Первый, Меншиков, архитекторы Доменико Трезини, Михаил Земцов и другие.
Роман переносит читателя в глухую забайкальскую деревню, в далекие трудные годы гражданской войны, рассказывая о ломке старых устоев жизни.
Роман «Коридоры кончаются стенкой» написан на документальной основе. Он являет собой исторический экскурс в большевизм 30-х годов — пору дикого произвола партии и ее вооруженного отряда — НКВД. Опираясь на достоверные источники, автор погружает читателя в атмосферу крикливых лозунгов, дутого энтузиазма, заманчивых обещаний, раскрывает методику оболванивания людей, фальсификации громких уголовных дел.Для лучшего восприятия времени, в котором жили и «боролись» палачи и их жертвы, в повествование вкрапливаются эпизоды периода Гражданской войны, раскулачивания, расказачивания, подавления мятежей, выселения «непокорных» станиц.
Новый роман известного писателя Владислава Бахревского рассказывает о церковном расколе в России в середине XVII в. Герои романа — протопоп Аввакум, патриарх Никон, царь Алексей Михайлович, боярыня Морозова и многие другие вымышленные и реальные исторические лица.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.