Великое колесо возвращений - [3]
В 1923 году Йейтсу присуждается Нобелевская премия по литературе — жест, как часто бывает у Шведской Академии, не лишенный политической подоплеки — своего рода приветствие Ирландской республике по случаю обретения ею независимости. Но Йейтс с лихвой отработал свою «нобелевку». Лучшие стихи он написал не до нее, но после. Сборники «Башня» (1928) и "Винтовая лестница" (1933), наряду с "Последними стихами", могут считаться вершинными достижениями поэта. Особо хочется сказать о цикле "Слова, возможно, для музыки". Говорят, что протопим ом Безумной Джейн послужила Чокнутая Мэри — юродивая, жившая неподалеку от имения леди Грегори. Но эпический образ старухи, вспоминающей своих былых любовников, — гордой и нераскаянной — приводит на память прежде всего "Старуху из Берри" — одно из лучших стихотворений древнеирландской поэзии:
К "яростному негодованию" (слова из эпитафии Свифта) его толкало не только отвращение к материализму эпохи в целом, но и глубочайшее неудовлетворение ирландской жизнью и политикой. Он убедился, что все жертвы, принесенные на алтарь ирландской свободы, были напрасны. Достигнутая в стране демократия оказалась "властью черни", безразличной к духовности и культуре. "Если эта власть не будет сломана, — писал он, — наше общество обречено двигаться от насилия к насилию или от насилия к апатии, наш парламент — портить и развращать каждого, кто в него попадет, а писатели останутся кастой отверженных в своей собственной стране".
На этом фоне понятней тот эпизод 1934 года, когда Йейтс проявил интерес к «синерубашечникам» генерала О'Даффи. Он клюнул на антибуржуазную демагогию фашистов и даже написал для них "Три маршевых песни", где были такие слова: "Когда нации лишаются верховодов, когда порядок ослабевает и растет раздор, приходит время выбрать добрый мотив, выйти на улицу и маршировать. Марш! марш! — как там поется? О, любые старые слова подойдут". К счастью, уже через несколько месяцев Йейтс разочаровался в О'Даффи с его дешевым позерством; он понял, что чуть было не влип в объятия еще худшей черни, "ревущей у двери" — и зарекся играть в политические игры.
Йейтса называют человеком поздней жатвы. Выпуская в 1937 году второе издание «Видения», он писал другу: "Не знаю, чем станет эта книга для других, — может быть, ничем. Для меня она — последний акт защиты против хаоса мира, и я надеюсь, что еще десять лет смогу писать, укрепившись на этом рубеже". Как это похоже на строки юного Китса, восклицавшего в 1917 году: "О, дайте мне еще десять лет, чтобы я мог переполниться поэзией и свершить то, что мне предназначено!" Судьбы дала Китсу только три года. Еще меньше времени было в запасе у семидесятидвухлетнего Йейтса. В декабре 1938 годы он пишет свою последнюю пьесу "Смерть Кухулина", а через две недели неожиданно заболевает, и 26 января 1939 года наступает развязка.
Эта была красивая, героическая кончина — смерть непобежденного. До последних дней Йейтс греб против течения, пел не в лад с хором. В глазах авангардных, политически ангажированных поэтов тридцатых годов он выглядел нелепым анахронизмом. Достоинства его стихов признавались со страшным скрипом; его проза и критика начисто отвергались, пьесы считались провальными, философские взгляды — вредным чудачеством. Так что когда Уинстен Оден, признанный лидер нового направления, написал элегию на смерть Йейтса (потрясающей силы вещь — настоящую фугу в трех частях), это многим показалось удивительным.
Но ведь и эти стихи полны знаменательных оговорок. Автор считает, что Время в конце концов «простит» Йейтса — за "умение хорошо писать". Характерно и название статьи Одена, опубликованной в 1940 году: "Мастер красноречия", — в ней он утверждает, что Йейтс "был больше озабочен тем, как звучит его фраза, чем истинностью идеи или подлинностью чувства". И безапелляционно, как приговор: "отсутствие подлинной драмы никакой театральностью не прикроешь".
Особенное раздражение вызывала "чокнутая псевдофилософия" Йейтса. Взвешенней других молодых высказывался, пожалуй, Луис Мак-Нис, который даже был готов допустить, что Йейтс не настоящий мистик, а лишь человек, обладающий мистической системой ценностей, "а это совсем другое дело и вещь sine qua non для всякого художника".
И конечно, возмущала подозрительная аполитичность поэта. В годы перед Второй мировой войной каждый обязан был выбрать свою сторону баррикад. Но ему не внушало доверие ни одно из правительств. В одном из частных писем Йейтса 1936 года сказано: "Коммунисты, фашисты, националисты, клерикалы, антиклерикалы — все они должны быть судимы в соответствии с числом своих жертв".
Йейтсу выпала длинная дорога. Если в молодости он и был эстетом, построившим себе башню из слоновой кости, то в дальнейшем, как пишет Ричард Эллман, "из-за недовольства соседей, а отчасти из-за собственных сомнений в ее прочности, он выбрался наружу, в мир, и добыл там менее изысканные материалы, которыми постепенно заменил всю слоновую кость, до последнего кусочка".
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) — классик ирландской и английской литературы ХХ века. Впервые выходящий на русском языке том прозы "Кельтские сумерки" включает в себя самое значительное, написанное выдающимся писателем. Издание снабжено подробным культурологическим комментарием и фундаментальной статьей Вадима Михайлина, исследователя современной английской литературы, переводчика и комментатора четырехтомного "Александрийского квартета" Лоренса Даррелла (ИНАПРЕСС 1996 — 97). "Кельтские сумерки" не только собрание увлекательной прозы, но и путеводитель по ирландской истории и мифологии, которые вдохновляли У.
Эта пьеса погружает нас в атмосферу ирландской мистики. Капитан пиратского корабля Форгэл обладает волшебной арфой, способной погружать людей в грезы и заставлять видеть мир по-другому. Матросы довольны своим капитаном до тех пор, пока всё происходит в соответствии с обычными пиратскими чаяниями – грабёж, женщины и тому подобное. Но Форгэл преследует другие цели. Он хочет найти вечную, высшую, мистическую любовь, которой он не видел на земле. Этот центральный образ, не то одержимого, не то гения, возвышающегося над людьми, пугающего их, но ведущего за собой – оставляет широкое пространство для толкования и заставляет переосмыслить некоторые вещи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Пьеса повествует о смерти одного из главных героев ирландского эпоса. Сюжет подан, как представление внутри представления. Действие, разворачивающееся в эпоху героев, оказывается обрамлено двумя сценами из современности: стариком, выходящим на сцену в самом начале и дающим наставления по работе со зрительным залом, и уличной труппой из двух музыкантов и певицы, которая воспевает героев ирландского прошлого и сравнивает их с людьми этого, дряхлого века. Пьеса, завершающая цикл посвящённый Кухулину, пронизана тоской по мифологическому прошлому, жившему по другим законам, но бывшему прекрасным не в пример настоящему.
Молодой Кухулин, один из главных героев ирландского эпоса, приплывает к ястребиному источнику, который бьёт очень редко и совсем недолго. По легенде, если выпить оттуда воды, то станешь бессмертным. У источника он встречает старика, который когда-то, будучи столь же юным, пришёл к источнику. Но ни разу ему не удавалось поймать нужный момент. И вот он уже состарился, провёл здесь большую часть жизни, а бессмертия так и не получил. Хранительница источника появляется и начинает свой волшебный танец, усыпляя старика.