Великодушный русский воин - [4]
— Ваше превосходительство, спасайтесь!
Обернувшись, он увидел: шагах в пятнадцати от него в крепость ворвались французские гренадеры.
В это время подоспела помощь — отряд генерала Ермолова.
Яростный бой продолжался около получаса, весь ров перед батареей был завален телами убитых. Раскалённые пушки не выдерживали и с треском лопались. Ядра с корнем вырывали кусты. От ударов гнулись штыки. Но всё же батарею отстояли, а командовавший штурмом французский генерал Бонами был захвачен в плен.
«Редутом смерти» назвали французы Курганную батарею, которая вошла в историю под именем «батареи Раевского». Лучшие, отборные полки погибли там.
Для французской армии Бородинское сражение было первым, где ей не удалось одержать победы. Русские же, напротив, обрели уверенность в своих силах, они рвались к продолжению сражения. Но значительного перевеса у них не было, поэтому командование приняло решение отступить к Москве.
«ОСТАВИТЬ МОСКВУ БЕЗ СРАЖЕНИЯ»
С высоты Поклонной горы, сидя на маленькой походной скамейке, Кутузов смотрел на кремлёвские башни, золото куполов, уютные сады в осенней пестроте листвы… Отдать Москву неприятелю? Уступить без боя? При этой мысли сжималось сердце. Но войска измотаны кровопролитной битвой. Что скажут верные полководцы? Кутузов созвал военный совет.
Заседали допоздна… Этот вечер Раевский будет помнить всю жизнь. В крестьянской избе, в деревне Фили, собрались лучшие русские военачальники. Уселись на некрашеных деревянных скамьях вдоль длинного стола. Раевский прибыл последним. В покрытом пылью мундире, прямо с передовых позиций, вошёл он в горницу.
Кутузов обратился к членам совета: принять ли новое сражение или покинуть Москву, чтобы сохранить армию?
Наступила тишина. И хотя почти все понимали, что не имея перевеса в силах, рисковать нельзя, никто не решался произнести роковые слова: «Сдать Москву».
Первым заговорил Барклай-де-Толли:
— Оставлять столицу тяжело, но, если мужество не будет потеряно и операции будут вестись деятельно, овладение Москвой, может быть, приведёт неприятеля к гибели.
С горечью признал его правоту Раевский:
— Россия не в Москве, а среди сынов её. Более всего надо беречь войско. Моё мнение — оставить Москву без сражения.
Все ждали слова главнокомандующего. Тяжело поднявшись с кресла, Кутузов произнёс:
— С потерею Москвы не потеряна ещё Россия… Приказываю отступать!
Генерал Раевский вышел из избы, окликнул своего адъютанта, сел на лошадь. Молча двинулись они обратно, к месту расположения корпуса.
— Ваше превосходительство, что решил совет? — нетерпеливо спросил адъютант.
В ответ — тишина. И вдруг в ночном безмолвии раздались приглушённые рыдания. Боевой генерал, в самом пекле сражений не терявший присутствия духа, не сдержал слёз.
«В ОПАСНОСТИ ОН ИСТИННЫЙ ГЕРОЙ»
И вот пришло возмездие… Французы в беспорядке катятся назад. «Великий Наполеон, как школьник, бежит, потеряв свою армию. Дороги устланы мёртвыми людьми и лошадьми его. Идёт день и ночь, при свете пожаров, он жжёт всё, что встречает на ходу своём», — напишет Раевский в одном из писем.
Полуодетые, безоружные, голодные, окоченевшие покидают солдаты Великой армии Россию. А вслед им несутся чьи-то насмешливые стишки:
Под Лейпцигом корпус Раевского отличился в одном из самых крупных сражений всей войны, которое назвали «битвой народов». Полмиллиона солдат сошлись на поле. Раевский был в самой гуще боя.
Вдруг генерал изменился в лице и обернулся к своему адъютанту, поэту Батюшкову:
— Посмотри, что у меня, — и, сунув руку за пазуху, вытащил её всю в крови.
— Боже мой! — ахнул Батюшков, но Раевский резко оборвал его.
— Молчи!
Бой продолжался, свистели вокруг пули. Через некоторое время Раевский, наклонясь к адъютанту, прошептал:
— Отъедем на несколько шагов, я ранен жестоко.
И, увидев бледное, испуганное лицо Батюшкова, добавил:
— Ничего, не надо бояться, господин поэт…
Поражённый Батюшков скажет потом о Раевском: «В опасности он истинный герой».
Едва залечив рану, генерал вновь вернулся в армию. И война с Наполеоном кончилась для Раевского в предместье Парижа. Здесь вместе со всеми торжествовал он победу, когда ранним утром 19 марта 1814 года полковник Михаил Орлов примчался с радостной вестью о капитуляции Парижа.
«ЛЮБИМАЯ МОЯ НАДЕЖДА…»
Весной 1820 года Александр Сергеевич Пушкин отправился в свою первую ссылку. Царь, в ярости от его вольных стихов, грозился сослать поэта в Сибирь. Друзья просили за Пушкина. Благодаря этим хлопотам, Пушкину было предписано ехать на юг.
Но до Кишинёва, места своего назначения, он добрался лишь в сентябре. Оттуда написал подробное письмо младшему брату Лёвушке о том, как прожил три месяца после отъезда из Петербурга: «Мой друг, счастливейшие минуты жизни моей провёл я посреди семейства почтенного Раевского. Я не видел в нём героя, славу русского войска, я в нём любил человека с ясным умом, с простой, прекрасной душою… он невольно привяжет к себе всякого, кто только достоин понимать и ценить его высокие качества».
