Великий зверь Кафуэ - [10]

Спускаясь по Ариари, мы встретили отряд охотников за каучуком и узнали, что железнодорожный проект Мадейра-Маморе[14], за которым стоят Персиваль Фаркхар[15] и еще какой-то американский миллионер, продвигается весьма успешно; мы решили проникнуть в район, где пройдет железная дорога — там мы надеялись присмотреть подходящие концессии, а затем приступить к переговорам о них в Рио-де-Жанейро. Поэтому мы поднялись по Гуайяберо до пересечения с Убийей и затем направились на юг к Макайе, пересекая водораздел. Путь кажется кружным, но на деле он был самым быстрым и легким; мы следовали за зигзагами протоков, преодолевали перекаты или обходили их, когда приходилось двигаться вверх по реке.

Наземный переход от Гуайяберо был худшим в моей жизни, а я-то считал, что знаю все о местах, где деревья стоят так густо, что буквально каждое врастает в другое; где гигантские лианы опутывают и душат тысячи древесных стволов; где можно идти часами, не ощущая под ногами твердую почву, за исключением балок или берегов каких-нибудь речушек. Почти постоянно приходилось орудовать мачете и справляться с компасом, чтобы не сбиться с пути, поскольку нас часто заставляли сворачивать с прямой дороги абсолютно непроходимые участки или топи, пересечь которые возможно было лишь по островкам густой болотной растительности.

Леса и змеи

Не раз иного выхода не оставалось; оступившись, человек проваливался сквозь зеленую массу в невидимую воду. Время от времени нам попадались участки, где верхний слой почвы оказывался по какой-то причине бесплоден и был не в состоянии питать кусты и травы. Однако здесь процветали большие деревья. Я вспоминаю один лес с деревьями, похожими на эвкалипты; мы шли по нему долгие часы, лавируя между стволами — деревья росли так густо, что между ними едва можно было протиснуться; шедший первым старательно выбирал такие места, где можно было пронести самый широкий из наших тюков. Под ногами в подобных лесах, куда никогда не проникает солнце, расстилается сплошная масса мха и грибов; нога при каждом шаге проваливается по колено.

Я много раздумывал об этих джунглях и понял, что они могут таить в своих дебрях что угодно, от затерянного города до горы отчеканенных из золота монет. Несколько лет назад один из моих друзей подписал контракт на заготовку твердой древесины и потерпел финансовый крах: на участке (далеко не таком густом, как те, что пришлось преодолевать нам) деревья росли настолько плотно, что в среднем ему понадобилось валить семь деревьев ради одного годящегося для продажи ствола.

Так продолжалось до самой реки Солимоэс и Табатинги, где путь сделался легче. Передвижение по воде позволило нам отдохнуть перед вторым броском в леса, который мы предприняли только из-за рассказов, услышанных нами в Табатинге. За нами простиралась зеленая пустыня: людей в ней не было, а немногочисленные животные теснились на открытых местах.

Бывали часы, когда мы не слышали пения птиц или шелеста их крыльев, не видели ни единой змеи, скользящей в укрытие. Окрестности водопадов или речные откосы, тем не менее, изобиловали животными и птицами. В одном из таких уголков мы столкнулись с самой крупной из виденных нами змей. День выдался чрезвычайно жарким; когда солнце уже клонилось к западу, мы вышли к красивому водопаду шириной около десяти футов; вода низвергалась в расположенный примерно пятьюдесятью футами ниже бассейн, откуда вытекала ручьем, через который мог бы свободно перепрыгнуть сильный взрослый человек.

Там, где ручей вытекал из озерца, лежал упавший коричневый ствол большого дерева, образуя природный мостик. Один из индейцев как раз хотел пересечь его и собрать на другой стороне сухие ветки для костра, как вдруг издал испуганный крик и бегом возвратился обратно. Я увидел, что Пфленг поднял ружье, и последовал его примеру. Индеец повел нас за собой и объяснил свою ошибку. Древесный ствол оказался громадным спящим боа-констриктором. Ужасное существо поймало у озерца какое-то животное, проглотило его — о чем свидетельствовало вздутие приблизительно на трети длины туловища — впало в сонливость и осталось лежать на солнце, протянувшись через ручей.

Сперва мы решили, что змея мертва, но, подойдя поближе, заметили, что ее бока вздымаются не то от дыхания, не то от переваривания пищи. Я хотел было всадить пулю-другую в видимые части тела, но Пфленг отговорил меня. Змея нам была ни к чему, а будучи ранена, начнет биться и убьет кого-нибудь из нас, если мы вовремя не заберемся на деревья или убежим. Ее практически невозможно убить сразу, говорил он — так зачем же причинять себе неудобства ради забавы, результатом которой станут лишь несколько дырочек в теле ее змеиного величества?

По крайней мере, нам представилась возможность внимательно рассмотреть змею. Она пролежала там с полчаса, а затем, когда на нее надвинулась тень, медленно поползла вперед и через десять минут исчезла в джунглях. Я сравнил на глаз толщину ее тела с лежавшим рядом камнем; размеры в точности совпадали. Камень имел двадцать два дюйма в ширину, однако тело змеи было посередине еще шире. Змея оставила на земле отпечаток чешуйчатого хвоста, когда начала ползти; расстояние от места, где лежала голова, до этого следа составляло сорок четыре фута; учитывая два или три витка тела, мы оценили ее полную длину в шестьдесят пять или семьдесят футов.