Великий закон славян - [65]
Помимо упоминавшегося выше латинского rota – «колесо», с индоевропейским названием вселенского закона непосредственно связано и другое понятие – virtus. На русский язык этот термин переводится как «(личная) доблесть, мужество, храбрость», однако на его первоначальное значение недвусмысленно указывает то, что veritas у римлян означало «истина, правда». Недаром такой блестящий знаток античной истории и культуры, как Плутарх, однозначно приравнивает интересующее нас латинское понятие к греческой арете и даже объясняет, за счет чего произошло смещение смысловых акцентов: «В общем, в тогдашнем Риме из подвигов всего выше ценились подвиги на войне, в походе. Это видно из того, что понятия „добродетель“ и „храбрость“ выражаются по латыни одним и тем же словом и что отдельное слово для обозначения понятия о храбрости сделалось общим именем для обозначения добродетели»[294]. Великий греческий историк совершенно справедливо указал роль общественных условий в произошедшей трансформации, однако рассмотренные данные других индоевропейских народов указывают на то, что не частное понятие храбрости было перенесено на добродетель, а наоборот, термину вселенского закона было придано значение храбрости или воинской доблести. В римской мифологии известна богиня Виртус (Virtus – доблесть), персонификация доблести, военного мужества и гражданского долга. В 233 г. до н. э. в Риме был освящен общий храм Виртус и Гонос. Головы Виртус и Гонос, как персонификации чести, были изображены на денариях Римской республики Фуфия Калена и Муция Корда. Начиная с императора Гальбы Виртус изображается на монетах в полный рост, в воинской одежде, с обнаженной, как у амазонок, правой грудью, вооруженная копьем, мечом и щитом, иногда с викториолой или венком в правой руке. Следует упомянуть и имеющееся во многих языках слово «вертикаль», происходящее от латинского verticalis – «отвесный», указывающее на устремленность снизу вверх. Поскольку ведийская rta этимологически была тесно связано с понятием движения, то при изучении лат. virtus следует отметить, что в том же языке существовало понятие vertex, которое обозначало центр вращения неба, образованное от глагола verto – «поворачиваю», ср. русск. верчу. К этому же кругу понятий примыкает и слово вертикаль, вертикал – большой круг небесной сферы, проходящий через зенит и данную точку на сфере.
Под влиянием бесконечных войн, которые вел Рим, этот термин приобрел в исторический период специфическую окраску и стал применяться к индивидуальной личности (ярким показателем этого стала традиция возведения храмов личной доблести, начало которой в конце III в. до н. э. положил Клавдий Марцелл), однако общегосударственный, а через него и вселенский характер данного понятия прослеживается без особого труда. Рассматривая римскую систему ценностей, В.И. Утченко отмечает: «…благо res publica, как то было некогда и служило, кстати сказать, общим и единым стержнем всех virtutes»[295]. Анализируя эпохальный труд Тита Ливия по римской истории, Г.С. Кнабе совершенно справедливо подчеркивает специфику римской добродетели, столь отличной от современной: «Все это определяет для Ливия главное – нравственное содержание римского благочестия. Нравственное чувство человека нового времени, его совесть основаны на сознании личной ответственности за выбранную линию поведения – ответственности перед живущим в душе каждого моральным кодексом. Такая нравственность была грекам и римлянам чужда и непонятна. Отсюда отнюдь не следует, однако, что они были лишены нравственного чувства – просто оно имело другое содержание и, главное, другую структуру. Структура эта была как бы двучленной. Непосредственно человек был ответственен перед коллективом, и „совесть“ его могла быть спокойна, если он честно, в соответствии с pietas (благоговейным уважением к общине, ее руководителям и ее традициям) выполнил свой долг перед семьей, коллегией или друзьями, родным городом, если умел „сосредотачивать мысль всегда на пользе отчизны, после на пользе родных, а потом уже собственной пользе“. Антично-римское нравственное чувство – это в одно и то же время virtus и pietas. Оно, таким образом, как бы растворено в общине и потому через нее, на следующем уровне, включено в структуру мироздания, в божественный мировой порядок, определяющий место общины во Вселенной, а следовательно, и место человека в этом мироздании и в этом порядке, его соответствие им – и тогда его действия божественно санкционированы, т. е. нравственны, или несоответствие – и тогда действия его безнравственны, подлежат либо каре, либо искуплению. Все это в глазах Ливия составляет единую систему и единый ряд. Этот ряд завершается практическими действиями каждого и включает эти действия в божественное мироустройство, тем придавая им нравственный смысл»[296]. Хотя за исключением рассмотренного выше фрагмента в сохранившихся книгах Тита Ливия никогда больше не упоминается вселенский закон, он, тем не менее, незримо присутствует как на страницах его труда, так и в описываемой в нем истории Рима.
