Великий Шу - [38]

— Перестань, — сказал он мягко. — «Слабость — это единственный недостаток, который нельзя исправить». Я пойду побреюсь.

Она смяла в руках листок договора и с силой швырнула об пол.

Все было бесполезно.

— Почему этот проклятый мир так устроен? — закричала она обреченно.

***

Несколько часов спустя Йоля и Петр вышли из лифта и через холл варшавского отеля «Форум» направились к выходу. Они составляли элегантную, обращающую на себя внимание пару. Седоватый, коротко стриженный мужчина в сером костюме и яркая молодая девушка в развевающемся фиолетовом платье, с пышной лисой, накинутой на обнаженные плечи. Оккупировавшие кресла холла арабские гости столицы при виде ее зацокали языками, но она не обращала внимания уже ни на что. Она смирилась.

— Мне кажется, я тебя раскусила, поняла твой секрет,— вдруг сказала она, когда они вышли из дверей отеля.

— М-м-мда? — он попытался изобразить удивление.

— Когда я сдавала на права, мой инструктор мне говорил: «Вы должны ездить так, как будто все кругом хотят вас убить».

— Какой хороший у тебя был инструктор, — улыбнулся Шу и широко распахнул переднюю дверцу красного «порше».— Езжай осторожно, маленькая. Скользко.

Она посмотрела на него с мольбой, хотела что-то сказать, не решилась, потом наконец произнесла:

— Когда люди узнают тайны друг друга, это их сближает. А нас?

Грынич наклонился к ней, и в неоновом свете голубых, желтых, красных и зеленых реклам по его прекрасному лицу проскользнула едва заметная тень безумия.

— Езжай так, как будто все вокруг хотят тебя убить,— сказал он твердо.

— Ты тоже?

— Ну, может быть, меньше, чем другие. Поэтому уезжай скорее.

— Шу, если когда-нибудь...— начала она.

— Нет! — решительно оборвал он и отвернулся.

Она поняла, что пора. Больше этот разговор продолжаться не мог. Она включила зажигание.

— Пока, Шу, великий отшельник,— прошептала она чуть слышно.

Он захлопнул дверцу. Она ехала медленно, потому что глаза застилали слезы. Красивый автомобиль марки «порше» — это все, чем наградила ее жизнь. Больше не заслужила.

3

ШУ ОТВЕРГ любовь Йольки—Хорс—Рейс, потому что на бессмысленные попытки сил больше не было, а в случайный счастливый шанс он не верил. Никаких глубинных размышлений это не вызвало. Все было проще: если мотором жизни было влечение, какое угодно влечение, хоть к чему-нибудь, то Шу его утратил. На следующую ночь он взял себе лучшую девушку, какая только была в «Виктории». И все у него функционировало, все работало исправно. Но девушка была всего лишь обычной, хорошо вышколенной проституткой, и, кладя ей утром на столик деньги, он подумал, что не стоило пять лет мечтать о женщине, чтобы в конце концов удовлетворить желание каким-то заменителем любви, чуть ли не таблеткой. Секс был без смысла, любовь без смысла, покер без смысла. У Грынича оставались еще жизнь и деньги, но и то, и другое при отсутствии радости тоже не имело смысла. Шу торчал в барах, ресторанах и клубах, как загнанная в клетку птица. Его поражали брызжущие из людей эмоции, перекошенные в гримасах лица, оскаленные зубы, закатанные в наркотическом восторге белки глаз. Неужели эти люди не понимали, что они обречены, что они уже умерли? Но тут самому ему память подсовывала забытые слова: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?!»[5]— и он еще раз убеждался, насколько спасительна его давняя привычка — верить в мудрость цитат из Писания.

***

Эти слова он относил к себе, но если бы эти слова спасения можно было отнести ко всем людям, ему было бы легче. Жизнь выше рассудка или разума. Всю жизнь Петр сознательно прожил в одиночестве, потому что знал: человек должен жить один, в этом его сила. Но сейчас в этом избранничестве Петр ощутил пустоту, которую заполняет и лечит лишь радостный смех ребенка. Этого лекарства у Петра не было. Он болтался по кабакам, пил, удивлялся человеческому энтузиазму вокруг, но абсолютно ничего не ждал ни от окружающих его людей, ни от жизни.

Как-то вечером он сидел в «Черном Коте», самом дорогом ночном заведении самого дорогого варшавского отеля «Виктория». На паркете отплясывали иностранцы и столичный «хай-лайф». Кондиционеры, предупредительные официанты, «девушки», негромкая музыка и ледяная водка. Петр смотрел на зал без всякого любопытства, но ни в коем случае не осуждающе — эти люди установили свои законы, выработали правила и жили по ним, так что не ему их судить. Ему вообще никогда в голову не приходила мысль о необходимости переделывать действительность, если даже он ее и не принимал.

— Добрый вечер,— прервал его размышления чей-то голос.

Он повернул голову и не поверил собственным глазам. За столиком перед ним сидел Юрек Гамблерский. Шу почти забыл о его существовании и уж, во всяком случае, никак не ожидал встретить его здесь, поэтому он удивился до такой степени, что самым естественным образом, безо всякой игры спросил:

— Ты что тут делаешь?

Малыш взглянул на водку на столе и кивнул:

— Можно?

— Пожалуйста,— ответил Грынич.

Юрек налил себе рюмку.

— Вы все-таки должны признать, что этих вроцлавских клиентов я сделал, как хотел, — он опрокинул в себя водку и даже не поморщился.