Великий поход за освобождение Индии - [8]

— Эта группа гор называется Кадринатх-Бадринатх. Там берет свое начало великий Ганг. А это знаменитая гора Нандадеви...

— Манда деви? — удивился Новиков, дуя на свои красные, как лапы гуся, ладони.

— Нандадеви, — поморщился Брускин. — Ее вершина видна из любой точки Индии. Между прочим, существуют свидетельства, что в ее пещерах скрывается людоедское племя хетти, живущее еще в каменном веке. Разумеется, это не более чем миф.

Новик смотрел на комиссара с бесконечным уважением.

— Гляжу я на тебя, Григорий Наумович, и диву даюсь! Вроде голова не такая большая... И как это в ней все помещается!

Брускин смущенно усмехнулся.

— В гимназии моим любимым предметом была география. Думаю, если бы я не стал революционером, то наверняка был бы географом, путешественником. В этих профессиях много общего. И те и другие — первопроходцы! Вы не находите, товарищ Новиков?

— Да я в этом ни хрена не понимаю! — искренне признался Новик. — Вот ты мне сейчас говорил-говорил, а я уже ни-чего-шеньки не помню! Я, Григорь Наумыч, страсть как учиться не любил. Мне легче руку себе отрубить, чем слово какое написать...

Брускин нахмурился.

— Это плохо! Учиться надо, Иван Васильевич. Учиться, учиться и учиться... Вот освободим Индию — и засажу я вас за парту.

Новик проводил внимательным мужским взглядом сидящую верхом на белой кобыле Наталью.

— Взять-то мы ее возьмем, да только прежде яйца б не поморозить... А то и останется тогда — учиться и учиться, — задумчиво проговорил Иван.

Брускин вновь поморщился и, решив сменить тему, указал на другую вершину.

— А это...

Но вдруг Новиков обеими руками выбил из седла комиссара и сам полетел следом в девственно белый снег. В следующее мгновение кусок синего льда там, где только что была голова Брускина, вдруг взорвался фейерверком, и прощально визгнула улетающая от рикошета пуля. И только потом прозвучал звук выстрела, он рос, множился, гуляя эхом среди гор, и красноармейцы стали крутить головами, высматривая, откуда стреляли, а главное — в кого.

Осаженная на всем скаку белая кобыла остановилась рядом. Наталья хотела соскочить, но зацепилась сапогом за стремя и полетела в снег до кучи, и теперь они барахтались в снегу втроем.

— Живы? Оба живы? — спрашивала Наталья.

— А что? Что такое? — крутил головой ничего не понявший Брускин.

— Стреляли в тебя, Григорь Наумыч, — объяснил, поднимаясь, Иван. — Аккурат с твоего умного котелка крышку бы и сняли.

— А как же вы поняли, что в меня? — На лице комиссара совсем не было страха, было одно удивление.

— Выстрел-то я увидел. Во-он там. А что в тебя — почуял, — объяснил Иван.

— Шесть человек сегодня, — со вздохом сказала Наталья, помогая Брускину подняться.

— Ишь ты, как за комиссаром ухаживаешь, — щурясь насмешливо, прокомментировал Иван.

Наталья хотела что-то ответить, но замерла. У одного из кавалеристов вдруг слетела с головы и полетела кувырком буденовка, плотно наполненная чем-то розовым. Сам верховой стал валиться набок и упал в снег лицом. И только потом услышали выстрел.

— А вот и седьмой, — мрачно сказал Брускин.

— Ох поймаю я того стрелка, распанахаю его от темечка до самого копчика, — играя желваками, пообещал Иван.

Мерцали угли в очаге, устроенном посреди горского домика, в котором спали на полу вповалку красноармейцы и страшно, будто соревнуясь, храпели.

Иван не спал. Он прикурил самокрутку и поднес горящую спичку к розовой палочке благовоний у домашнего алтаря. Палочка загорелась и задымила, осветив местного бога. Бог был небольшой, медный, голый — мальчик-подросток с монголоидным типом лица. Иван внимательно смотрел на него.

Сидящий рядом повел носом и открыл глаза.

— Ну и вонь. Ты чего не спишь, Иван?

— Храпите, черти, — объяснил Иван, не отводя взгляда от бога.

— Гляди, барин, — пробурчал красноармеец и повернулся на другой бок.

В приоткрывшуюся дверь втиснулся часовой с винтовкой.

— Новик, ты здесь, что ль? — спросил он громко.

— Не ори, народ разбудишь, — отозвался Иван.

— Тебя Лапиньш вызывает, срочно!

Иван не двигался, продолжая курить, и все смотрел на медную фигурку.

— Слышь, что ль, срочно!

— Я ему нужен, вот пусть и подождет... — проворчал Иван и стал подниматься.

Над самым большим из домов повис в безветрии красный флаг. Это был местный храм. Алтарь здесь был большим и бог, тот самый мальчик из меди, тоже большим, в человеческий рост. Вокруг него и расположились отцы командиры.

— Що це за чоловики? — возмущенно кричал Ведмеденко. — Хочь бы побачити... В мэнэ у эскадрони троих вже повбывало...

— У артиллеристов шестнадцать человек убили, — мрачно сказал начштаба Шведов.

— Да три пушки вместе с лошадьми в пропасть ухнули, — прибавил командир артполка пучеглазый Михей Зюзин.

— Мы поставлены в дурацкое положение, когда совершенно невозможно вести агитационную и пропагандистскую работу, — возбужденно зачастил Брускин. — Мы их ищем, мы оставляем им в каждом селении агитлитературу и продукты, а в ответ — стреляют, стреляют, стреляют!

— А что скажет товарищ Курочкин? — спросил лежащий на спине бледный Лапиньш.

Все посмотрели на усатого, в кожаном шлеме авиатора.

— Ежели мотор заведется, то взлететь я, конечно, взлечу. — Курочкин был очень серьезен. — С горочки столкнуть — и аэроплан на крыло встанет. Увижу я их сверху, могу. Могу и бомбу бросить. Ну а сесть, извините, некуда...