Великий охотник - [35]

А где же Эклон? В ответ Великий Охотник разразился такими словами, что старый консул поспешил отвлечь гостя от разговоров об Эклоне. Яков Парфеньевич пошел показывать Пржевальскому подарок кутухты монгольского – драгоценную сандаловую чашу. Это был первый случай в истории всей ламонистской церкви, когда иноземцам дарилось подобное сокровище. Успокоившись, Пржевальский уже более сдержанно рассказал Шишмареву о том, каким моншером оказался Федор Леонтьевич Эклон. Шишмарев покачал головой: он-то ведь знал причуды Пржевальского.

21 ноября Пржевальский выстроил людей против шишмаревского дома и оглядел их. Потом он вышел вперед и прочел приказ:

«Товарищи! Дело, которое мы начинаем, – великое дело. Мы идем исследовать Тибет, сделать его достоянием науки... Не пощадим же ни сил, ни здоровья, ни самой жизни, если то потребуется».

Он повел караван из Урги старой дорогой – на Диньюаньин. Пржевальский в третий раз переходил Гоби. Он ехал впереди отряда, рядом с проводником и препаратором – казаком Пантелеем Телешевым. Начальство над караваном принял Дондок Иринчинов, испытанный в странствиях. Роборовский и юный Козлов, которому еще многое было в диковинку, ехали в хвосте каравана.

В Тибет шли русские люди – казаки, московские гренадеры, солдаты троицко-савского линейного батальона; люди, не знающие страха, для которых слово Пржевальского было законом.

В январе 1884 года они увидели громады Алашаньских гор. Через месяц палатки путников стояли на альпийских лугах у берега реки Тэтунг. Вот она, знакомая кумирня Чейбсен, где старый приятель лама рассматривал в стекла стереоскопа виды кремля и Волги! Он жив, этот старик – мечтатель и художник, спасший для России бесценные коллекции Великого Охотника.

И снова – дикая свобода в горах Ганьсу! Пржевальский сам варил суп из мяса яка и риса. Отсюда всего пять дней пути до Кукунора! Разбив палатки на северном берегу озера, они пошли в Цайдам, к князю Дзун Цзасака. Цайдамский князь отговаривал русских идти в Тибет.

Здесь было решено устроить склад. Иринчинов и шесть казаков остались при складе. Пржевальский дал им книг и семян: пусть не скучают и попробуют что-нибудь сеять! Но только не надо заводить лишних ссор с князем Цайдама.

Пржевальский поднялся на перевал Бархан-Будды, столь знакомый по первому походу. На плоскогорье Тибета таилась, скрытая холмами, окруженная пустыней котловина Одоньтала. Она лежала к югу от каменных нагромождений Бархан-Будды. В этой суровой колыбели рождалась вторая по величине река Поднебесной Империи – Желтая, она же Хуанхэ.

Он высчитал окружность котловины Одоньтала – около ста пятидесяти верст, прошел по ее болотам. Темные кочкарники котловины были покрыты светлыми живыми нитями. Казалось, что невидимая игла тянула эти нити вверх, но они обрывались и вновь падали на землю. Они шевелились и сверкали, сгибались и разбегались по болоту. Путешественники долго любовались этим зрелищем. Это били подземные ключи. Множество маленьких озер раскинулось по этой котловине, которую можно было считать дном высохшего озера.

Пржевальский сравнил названия Одоньтала: китайцы звали ее Синсухай – Звездное море, тангуты – Гарматын – Звездная степь. Тангуты не видели моря, и поэтому такое обширное пространство они сравнивали со степью. Тангуты в своих черных шатрах, наверное, пели о степи, где родники сверкают, как звезды на небе. Вот из этих светлых нитей, болот и мелких речушек и рождалась Хуанхэ. Пржевальский стоял над ней – пока еще маленькой речкой, и Хуанхэ омывала пыльные сапоги великого открывателя. Сбылись давние мечты: истоки Желтой реки найдены!

Торжествуя, он первым отведал воды из ложа Хуанхэ и, вытирая усы ладонью, приказал пить гренадерам и казакам. И воду Желтой брали горстью, пили ее из закопченного котла, набросав туда благоуханной пыли кирпичного чая.

От колыбели Хуанхэ он двинулся по течению этой еще мало знакомой речки. Два канака сопровождали его. В каменистой долине три раза встретились «божьи собаки», как зовут монголы Цайдама медведей.

Если Пржевальскому еще не удалось напоить верблюдов водой Брахмапутры, на его долю остались Желтая и Голубая! Путь его пролег к югу – на верховья Голубой, известной в тех местах еще под именем Маруй-Усы. Теперь водораздел великих рек был весь как на ладони, и, вторично разрезав его маршрутом, Пржевальский вернулся на Хуанхэ. Он никак не мог оставить в покое эту реку!

Светлая река бежала от настойчивого пришельца, прихватив по пути свою подругу, и скрывалась в двух озерах. Преследуя Хуанхэ, Пржевальский отыскал озера, узнал название, под которым жила и сверкала Хуанхэ в своих верховьях. Оказалось, что монголы звали Верхнюю Желтую именем Солома, а тибетцы – Ма-чу.

Два озера, к которым устремлялась Хуанхэ, лежали, как и она, очень высоко – 13500 футов над уровнем моря.

Отряд расположился лагерем у одного из этих чистых прозрачных озер-братьев.

Он дал им имена: более восточное назвали Русским, а западное – озером Экспедиции. С юга в озеро Русское впадала безымянная речка, и Пржевальский долго не мог подобрать ей никакого названия.

Триста нголоков, жителей Желтоводья, наткнулись на горсть русских у светлых озер. Про нголоков ходила плохая слава. Они испокон веков жили разбоем, причем для этих целей предусмотрительно разводили особую породу быстроногих лошадей. Путешественников нголоки обычно убивали или брали с них выкуп – «чан-тал». Главари больших шаек выдавали откупившимся особый пропуск.