Великий мертвый - [43]

— Зажми копье подмышкой и тащи его за собой, — тут же продемонстрировал Альварадо. — Это же азбука! Что вы, как дети?!

Разведчики загудели.

— И держаться всем вместе! Чтобы не вышло, как с Педро де Мороном!

Воины потупились. Морона — отличного наездника подвела самонадеянность. При поддержке всего двух товарищей он врезался в ряды врага, и лошадь была убита, а всадника мигом связали, взвалили на спины и потащили прочь.

Лишь с огромным трудом уже простившегося с жизнью Морона спасли, но вот лошадь… тлашкальцы мгновенно сообразили, какую удачу даровали им боги, точно так же подхватили Громового Тапира и, несмотря на яростные попытки Альварадо отбить павшего боевого товарища, мгновенно уволокли коня в глубокий тыл.

Как спустя несколько дней сообщили пленные, внушающего суеверный ужас Громового Тапира воины-гонцы расчленили, а части тела и особенно голову пронесли по всем селениям, объясняя, что если даже это чудовище можно отправить к праотцам, то уж якобы сбежавших из преисподней «мертвецов» — тем более.

Это и было самым опасным.

* * *

Все шло даже лучше, чем думал Шикотенкатль. Пронесенная сначала по войскам, а затем и по самым отдаленным горным селениям голова Громового Тапира произвела колоссальное впечатление. И когда войска сошлись под Теуакасинго, тлашкальцы уже не боялись — ни лошадей, ни, тем более, кастилан. Бойцы даже делали ставки на то, чей отряд первым убьет очередное чудовище и, как сообщили вождям наблюдатели, ранили не менее четырех свиноподобных гигантов.

Определенно были потери и среди самих кастилан. Нет, пока Шикотенкатль трупов не видел; наученные горьким опытом с павшей лошадью и, поддерживая о себе славу давно уже мертвых, и в силу этого бессмертных «духов», кастилане хоронили солдат в обстановке полной секретности. Но опять-таки наблюдатели утверждали, что серьезные ранения получили никак не менее полусотни врагов. Да, и отступали «мертвецы» с поля боя у Теуакасинго, пусть и в полном порядке, но явно потрясенные своим внезапным и страшным разгромом.

И только избалованные символическими войнами с Мотекусомой старые вожди и особенно предводитель союзников Чичимека считали, что цена войны уже слишком высока.

— Мои воины ранили четверых мертвецов, — напирал Чичимека, — а потеряли убитыми восемьдесят! А главное, не напрасны ли наши потери? Я еще не видел ни одного убитого врага! Может, они и впрямь бессмертны?

Но Шикотенкатль не считал нужным слушать выжившее из ума старичье.

— Бессмертный — еще не значит, непобедимый! — отрезал он. — Если они духи, то пусть отправляются обратно в преисподнюю, а в моей Тлашкале им делать нечего!

— Ты слишком самоуверен, — покачал головой Чичимека, и старые вожди, соглашаясь со сказанным, сдержанно закивали.

— А вы все слишком пугливы, — парировал Шикотенкатль и с усмешкой оглядел стариков.

Вожди обиженно засопели.

А потом «мертвецы» засели в брошенной крепости, боясь даже высунуть нос, и Шикотенкатль с удовольствием прослушал последние военные сводки и подозвал гонца.

— Пойдешь по западной дороге. Там у наших границ найдешь отряды мешиков — Ягуары и Орлы.

Гонец мгновенно напрягся.

— Скажешь им, Тлашкала уже бьет тех, кого они так испугались. Пусть убираются домой.

Гонец скрылся, и Шикотенкатль повернулся к своему лучшему другу — Иш-Койотлю.

— Пора кастиланам принять наши покаянные дары. Как думаешь?

Иш-Койотль рассмеялся. Слухи о том, что «гости» уже сожрали в брошенных селениях всех собак и перешли на человечину, были весьма настойчивы и небезосновательны — трупы со срезанным с ягодиц жиром находили вслед за кастиланами почти повсюду.

— Возьми с собой всех, кого сочтешь нужным, и съезди к ним, — кивнул Шикотенкатль. — Пора дать «мертвецам» понять, кто они здесь, и что их ждет.

Иш-Койотль расцвел. Такого почетного поручения он ждал давно.

* * *

Израненный, обложенный примочками из топленого человечьего «масла» — за неимением лампадного — Кортес, как всегда, сидел на индейском барабане и доедал последнего щенка.

— Мы проигрываем, Кортес, — тихо произнес не отрывающий взгляда от наскоро прожаренной щенячьей лапки Гонсало де Сандоваль.

— Знаю, — мрачно отозвался генерал-капитан.

— Мы уже потеряли сорок пять человек, — проронил Диего де Ордас.

— Я помню, — кивнул Кортес и швырнул обглоданные дочиста кости в огонь.

— Лошади изранены, — склонил огненную голову Альварадо. — А от твоих послов никакого толку.

Кортес поджал губы. Он возвращал плененных в боях вождей уже трижды — с четко зафиксированными Королевским нотариусом дарами, каждый раз требуя лишь одного — мира. И каждый раз получал из Тлашкалы твердое «нет».

Но хуже всего было то, что они стремительно проигрывали. Судя по оценкам разведки, Тлашкала выдвинула против них порядка четырех тысяч воинов — опытных, привычных к горам, а главное, сытых. Те четыре тысячи семпоальцев, что он взял с собой, в бою с тлашкальцами сравниться не могли, а кастильцев было слишком уж мало — триста пятьдесят душ.

Даже лошади уже не приводили врага в ужас. Их военные вожди определенно изучали особенности Громовых Тапиров, а местами уже опробовали в деле новую, специальную тактику боя против конницы. Они нападали ночами и подходили так тихо, что если бы не натасканные на запах индейца еще на Кубе и регулярно поощряемые человечиной собаки, его отряд можно было перебить уже раза три-четыре.