Великий князь Юрий Всеволодович - [8]

Этот удивительный храм из белого камня и поныне украшает город Владимир. Частично уцелели и фрески XII века. Но главной примечательностью Дмитриевского собора, вызывающей восхищение как специалистов-искусствоведов, так и многочисленных туристов и любителей старины, является великолепная каменная резьба, покрывающая верхний ярус стен, барабан и арки порталов. Всего на фасадах собора насчитывают свыше тысячи резных камней (правда, не все они относятся к XII веку; часть была заменена позднее). Сюжеты на них самые разнообразные: здесь и фигуры библейских праотцев и святых мучеников, и мифические и реальные звери и птицы, и растительный орнамент.

В восточной части северного фасада здания расположена скульптурная группа, привлекающая к себе особенное внимание: сидящий на престоле человек с ребёнком на руках и склоняющиеся к нему с двух сторон четыре коленопреклонённые фигуры — по две с каждой стороны. По наиболее аргументированному мнению, поддерживаемому большинством специалистов, здесь изображён основатель собора князь Всеволод Юрьевич с сыновьями, коих к началу 1197 года (предполагаемой дате создания храма) было как раз пятеро: одиннадцатилетний Константин, восьмилетний Юрий, шестилетний Ярослав, трёхлетний Владимир и Святослав, которому шёл лишь второй год. Эта атрибуция была предложена выдающимся археологом и исследователем древнерусской архитектуры Николаем Николаевичем Ворониным, который указал на то, что изображённая на престоле фигура, несомненно, мужская (ранее здесь видели Богородицу со Спасителем на руках); об этом свидетельствует его одеяние: плащ-корзно, застёгнутый фибулой на правом плече, виднеющаяся под ним длинная, «княжеская», одежда. Также и «четыре припадающих фигурки — безусловно, мужские, — писал Н. Н. Воронин. — Они одеты точно так же, как и сидящий на коленях князя мальчик, — в короткие до колен кафтанчики, украшенные теми же шитыми оплечьями, налокотниками и наручами, как и кафтан князя. Это не просто „люди“, поклоняющиеся князю и княжичу… но так же княжичи» (73. С. 436).

Напрасно, однако, было бы искать в этих рельефах черты портретного сходства с реальными Всеволодом Юрьевичем и его сыновьями, в том числе и Юрием: перед нами совсем не портреты, а схематичные изображения князя, или, вернее, правителя вообще, и его сыновей. Впрочем, и сама атрибуция Н. Н. Воронина не может быть признана бесспорной и единственно возможной. Нельзя исключать, например, того, что окружённый фантастическими и реальными фигурами зверей и коленопреклонёнными людьми сидящий на троне правитель-«царь» с ребёнком на руках представляет собой библейского царя Давида, держащего на руках сына Соломона (такое предположение также было высказано в литературе: 110. С. 172–184). Царь Давид — как идеальный правитель, лучше других понявший и воспевший полноту Божьего замысла, — многажды изображён на стенах собора; мог он быть помещён и на северном фасаде здания.

Год 1199. Владимир

Под этим годом одиннадцатилетний Юрий впервые упомянут в летописи (да и то лишь в одной!) как действующее лицо, субъект происходящих событий, — пока, правда, лишь номинально, в числе прочих своих братьев.

Из Лаврентьевской летописи

…Той же осенью пришли новгородцы, лучшие мужи… к великому князю Всеволоду с поклоном и с мольбою от всего Новгорода, говоря:

— Ты господин князь великий Всеволод Юрьевич! Просим у тебя сына княжить Новгороду, зане тебе отчина и дедина Новгород!

Князь же великий, сдумав с дружиною своею и утвердив их крестом честным на всей своей воле, дал им сына своего Святослава…

Пошёл Святослав, сын Всеволож, внук Юриев, княжить в Новгород месяца декабря в 12 день, на память святого отца Спиридона. Братья же проводили его с честью: Константин, Юрий, Ярослав, Владимир; и была радость великая в граде Владимире[9].

(27. Стб. 415–416)

Несколькими месяцами раньше, летом того же года, Всеволод вывел из Новгорода свояка, князя Ярослава Владимировича, решив заменить его собственным сыном — совсем ещё ребёнком Святославом, которому шёл только пятый год. Обставлено всё было так, что сам Новгород молит о том князя, признавая свой город его «отчиной» и «дединой» — то есть наследственным владением. Князь-ребёнок, конечно, должен был не править (это делали за него специально приставленные к нему «мужи» — бояре Всеволода), но лишь представлять собой фигуру отца. Провожать же его на княжение собрались его братья, которых летописец перечисляет поимённо. Сыновья Всеволода постепенно выступали на передний план в межкняжеских отношениях — и с этого времени их имена будут звучать в летописи постоянно. Но вот что удивительно: в том варианте их перечня, который читается в Радзивиловской и Московско-Академической летописях, имя Юрия пропущено (27. Стб. 416, прим. 29; 43. С. 160). Случайность ли это? Или в силу каких-то обстоятельств отец не привлёк Юрия, своего второго сына, к участию в этом торжественном и, несомненно, важнейшем с точки зрения церемониала мероприятии? И имя княжича в таком случае было вставлено в текст позднее, при переписке статьи? Не берёмся судить. Заметим лишь, что в последующих торжественных мероприятиях такого рода имя Юрия присутствует во всех летописях в обязательном порядке.