Великий день инков - [3]

— Простите, господин Сундстрём, — сказал профессор, — в последние дни мы почти не видели газет. Будем надеяться, что скоро все выяснится.

Швед печально покачал седой головой. Сельва не так легко отпускает своих пленников. Сельва жестокая и имеет свои законы.

Профессор развел руками.

— Почему вас так беспокоит судьба голландца, господин Сундстрём?

На лице старого шведа отразилась тоска. Казалось, безразличие советского путешественника неприятно поразило его.

— Ван-Саунгейнлер воевал вместе с моим сыном в Нормандии против нацистов, — сказал он. — Во время высадки шестой армии Тедди погиб. Но Ван-Саунгейнлер стал моим другом, моим младшим коллегой. Мы много путешествовали, слишком нас привлекали страны Западного Полушария, история инков, ацтеков, патагонцев. В каких-то исторических анналах Ван-Саунгейнлер наткнулся на упоминание о последних годах существования империи Атауальпы, о завоевании этой древней страны кучкой испанских авантюристов во главе с Писсаро и о трагической судьбе последних инкских отрядов, которые, не покорившись захватчикам, рассеялись по тропическим лесам материка. Там их и настигла смерть.

— Историю инков я хорошо знаю, — говорит Крутояр. — Вы думаете, что в этом районе...

— Не я думаю, профессор! Смелый голландец первый выдвинул гипотезу, согласно которой последние отряды инков, разбитые, но не покоренные врагом, отошли с междуречья Амазонки и Ориноко. Вероятнее всего, — в верховья Ориноко. Голландец полетел со своим сыном именно в те места, которые, по его мнению, могли открыть печальную тайну...

Старый швед говорил слабым, хриплым голосом, капли пота стекали по его морщинистому лицу.

— Может, зайдем к нам в отель, господин Сундстрём? — вежливо прервал его речь Крутояр.

— Искренне благодарен вам, профессор, — сказал швед и посмотрел на реку. — Для этого у меня уже нет времени. Через четверть часа я отправляюсь в море.

Он показал рукой на небольшую дизельную ланчию, покачивающуюся на волнах у ближайшего причала. Это был быстроходный однопалубный кораблик, не очень комфортабельный, но вполне надежный для плавания по бурным рекам тропической Америки. Суденышко не боялось омутов, быстрых течений и коварно-опасных береговых обрывов.

Шведский ученый торопился. Он должен был уезжать отсюда как можно скорее, бросить все свои дела, забыть о смелом голландце и спасаться на быстроходной ланчии. Да, именно спасаться. Дальнейшее пребывание в тропиках каждую минуту могло оборвать его жизнь.

— Я прилетел сюда для того, чтобы найти Ван-Саунгейнлера. Начал собирать спасательный отряд, снаряжение. Наметил маршрут, я все хорошо продумал. И вдруг... страшный сердечный приступ. Врачи еле выходили меня. Теперь надо бросать все. Возможно, навсегда... И никто не знает правды, никто не спасет моего друга!

Его голос задрожал от горя. Вытерев пот со лба, Сундстрём закрыл на мгновение глаза.

Чего-то он не договаривает. Великое открытие. Таинственная радиограмма. Загадочная судьба инков. Нет, этот чудак просто преувеличивает все. Подумать только: прилетел из Европы, узнав о радиограмме из сельвы. Начал собирать людей. Загнал себя до полусмерти, и вот теперь стоит в отчаянии, словно действительно решается судьба человечества.

А может, в той радиограмме кроется какой-то необычный, угрожающий смысл? Профессор Крутояр попросил показать ему радиограмму, она была напечатана в столичной французской газете мелко, петитом, на последней странице среди незначительных, второстепенных сообщений. Человечество явно не придавало значения истории смелого голландца: "Я, доктор Ван-Саунгейнлер, обращаюсь к совести и сердцу всех честных людей мира. Трагическая тайна сельвы раскрыта. У горы Комо на последней тропе инков совершено преступление. Массовый геноцид подтверждают факты. Человечество должно немедленно..."

На этом радиограмма обрывалась. Дальше шли полушутливые комментарии остроумного французского журналиста, потешающегося над призывом смелого голландца. Еще дальше стояло крикливое рекламное объявление некоей фирмы по производству зубных щеток.

Щетки были превыше всего!

Сундстрём взглянул на часы. Взял газету, сложил ее осторожно вчетверо, сунул в карман.

— Господин Сундстрём... — рука профессора Крутояра потянулась к газете. — Простите, там говорится о какой-то странной горе... Комо! Никогда не слышал...

— Вы не могли о ней услышать, профессор. Это старое индейское название.

— И вы думаете, что научное открытие Ван-Саунгейнлера под угрозой?

— Боюсь, что оно больше политическое, чем научное. В конце концов, под угрозой жизнь моего друга.

— Но история инков уходит в средневековье?

— На этом континенте, господин профессор, есть еще места, где до сих пор царит дух инквизиции, самый черный дух средневекового варварства.

Вдруг на ланчии заурчал мотор. Было видно, как по трапу поднимаются на борт пассажиры. Река переливалась солнечными блестками.

— Господин профессор... — Сундстрём явно колебался. Он хотел сказать последнее невероятно трудное слово и не решался. — Простите, господин профессор! Мое сердце наполнено тяжелой тревогой. Что случилось с Ван-Саунгейнлером? К чему он призывает всех честных людей? Что за преступление совершено у горы Комо? Только вы... вы, господин профессор, могли бы найти ответы на эти вопросы. На днях Голландская академия наук обратилась ко всем исследовательским экспедициям и частным лицам, которые находятся в районе верхнего Ориноко, с просьбой помочь в поисках Ван-Саунгейнлера. Читал, что вы закончили свою работу на Ориноко, вам пора отправляться дальше на юг. Но я знаю, профессор, что вы принадлежите к тем людям, которые не отрывают науку от справедливости, и для которых изменение маршрута... — он вдруг замолчал, его глаза встретились с напряженным, внимательным взглядом Крутояра. Желтая, сухая, как пергамент, рука потянулась в карман. Вынув газету, швед как-то нервно, торопливо сунул ее советском профессору. — Возьмите, может, она пригодится вам. Гора Комо — на юге, в далекой глуши сельвы. Она давно ждет мужественного сердца.