Великий час океанов. Том 2 - [243]

Беспокойство располагает к размышлениям. 21 мая после продолжительного беспамятства в доме Бэрд понял, что был не столь уж одинок: у него появился опасный враг по имени угарный газ. В печке образовалась трещина. Его тщетные попытки ремонта с помощью пластыря не дали ничего. Бэрд понял, что погибнет от удушья, если не погасит печь. Но когда он погасил ее, стены жилья стали быстро обрастать льдом. Предстоял выбор – смерть от удушья или смерть от холода.

Разжечь, погасить, разжечь, погасить. Столь немыслимый режим обогрева продолжался долгие дни, недели. Три раза в неделю в назначенное время адмирал выходил на связь с Литтл-Америкой. Он передавал метеорологическую информацию, получал сведения о жизни базы.

Его сообщения всегда были короткими – вначале из-за неумения владеть телеграфным ключом, затем по причине того, что его слова „Все нормально“ стали ложью. А дела складывались все хуже. Бэрд слабел день ото дня, потерял сон; от болей ломило все тело. Он сильно исхудал и не осмеливался даже взглянуть в зеркало. „Оно отражало лицо старого, слабого человека со впалыми щеками, растрескавшимися от мороза губами, с покрасневшими, словно после долгого запоя, глазами. Что-то во мне надломилось. К чему продолжать бессмысленную борьбу“.

Бэрд запретил оказывать ему какую-либо помощь во время полярной ночи. „Даже если я прекращу передачи. Может выйти из строя аппаратура, а я не хочу ставить под угрозу человеческие жизни“. Ведь поиски крохотного снежного холмика в ночной тьме и при температуре -60-65 °C на вездеходах были сопряжены с большой опасностью. Бэрд повторил несколько раз: „Приказ не нарушать ни под каким предлогом“.

Шел конец июня. Бэрд ежедневно передавал морзянкой метеорологическую информацию и неизменное „Все нормально“, когда его запрашивали о состоянии здоровья. Но его корреспонденты чувствовали, что почерк передач постоянно менялся.

– Наверное, он заболел.

– Он сообщил бы об этом.

– Ни в коем случае.

Разгорелись бурные споры. В конце концов было решено предложить адмиралу следующее: одна из исследовательских групп занималась изучением атмосферных и электрических явлений, и ее наблюдения дали бы ценнейшую информацию, если бы их провели одновременно в двух удаленных друг от друга точках. Поэтому два вездехода собирались отправиться в район Передовой базы, если будет получено согласие адмирала. Все ждали решения руководителя экспедиции. Запрос был передан 27 июня. Оператор произнес текст медленно, четко и спокойно. А затем стал ждать ответа. Он пришел через несколько минут: „Подождите“.

Бэрд чувствовал себя отвратительно. Предложение о посылке вездеходов воспринималось как живительный глоток кислорода. Надежда придала ему сил, но чувство долга взяло верх: „Нет. Ты сам сказал, что человеческими жизнями рисковать нельзя“.

Ни одному драматургу не придумать более критической ситуации. Человек стоит перед выбором – смерть от удушья или холода. Человек находится в полном отчаянии (он об этом говорил), но, когда ему протягивают руку помощи, он и хочет и не решается схватить ее. 6 июля радио замолчало, и людей в Литтл-Америке мучает сомнение: „Может, его уже нет в живых?“

Бэрд жив. Ему очень хочется запросить Литтл-Америку о деталях намеченного похода: в каких условиях будут идти вездеходы, смогут ли они взять достаточное количество горючего для пути туда и обратно и т. п.? Сомнения раздирали адмирала: можно ли принимать помощь, ставя под угрозу чужие жизни?

Стены его жилья уже давно покрылись льдом. Мерзнущий больной Бэрд каждый день в назначенный час брался за телеграфный ключ. И не получал ответа. Теперь молчала Литтл-Америка. Почему? „Подчиняться лишь одному человеческому закону – своему собственному“. Это – слова Бэрда. Тщетные мечты!

Адмирал выяснил, что перестал функционировать газогенератор приемопередатчика. Литтл-Америка не слышала его, а он не слышал ее.

Последняя надежда – ручная динамо-машина. Бэрд решил использовать ее. Ручка вращалась с невероятным трудом, а ведь приходилось крутить левой рукой, поскольку правая манипулировала телеграфным ключом.

Наконец 15 июля Бэрду удалось восстановить связь. Его корреспонденты в Литтл-Америке услышали неполный конец его передачи: "…главное, чтобы водители не сбились с пути, отмеченного флажками, и имели достаточно горючего… Ни в коем случае не рискуйте жизнью людей…“ Терзаясь мыслью о собственной ответственности, Бэрд все же согласился, чтобы люди пришли ему на помощь.

Добраться до него оказалось труднее, чем представлялось вначале. Как может вездеход идти вперед в полярной ночи, когда от мороза (-58 °C) замерзает в канистрах керосин?

Вездеход с четырьмя людьми вышел из Литтл-Америки 20 июля. 23-го пришлось вернуться назад. Продрогший от холода Бэрд (он зажигал печку на десять часов из двадцати четырех) воспринял весть о выходе спасателей как возвращение к жизни (он даже приготовил огни, чтобы указать путь вездеходу); сообщение о неудачном старте было как удар кинжалом. Он с трудом прокрутил ручку своего радио. 4 августа вездеход отбыл снова, а 7-го опять повернул назад. Бэрду сообщили об этом, но он был в тот день так измотан, что в конце передачи сообщил: „Не просите меня больше вращать…“ Однако у него достало мужества прибавить: „Я здоров…“ Надежда всегда придает силы человеку. Бэрд снова подготовил огни, сделал воздушного змея, которого решил запустить с горящим хвостом, чтобы указать направление вездеходу. Он запустил его и видел, как он догорает в небе. Ничего… Тогда он включил прожектора с риском обесточить батареи.