Великий Бенин - [20]

Но Жороми не боялся.

— Сын великого обба, — слышала Эмотан его слова, — я низко кланяюсь, приветствуя тебя. В этой комнате живут духи твоих предков, поэтому ты раз гневался, увидев, что мы нарушили их покой. Твой гнев мне понятен, но пойми и ты меня. Я сын мастера, делающего бронзовые изваяния. Меня зовут Жороми, сын Усамы. Я сам буду мастером, когда узнаю все тайны металла, а я уже знаю некоторые из них.

Имя знаменитого литейщика Усамы было известно во дворце, и Асоро кивнул, с интересом прислушиваясь к словам мальчика.

— Что ты знаешь об этих головах? — горячо продолжал Жороми. — Только то, что в них живут духи твоих дедов и прадедов. Но в бронзе живут и другие духи — духи мастеров. Это они создали изображения твоих предков. Не только огонь, но и их горячие сердца расплавили бронзу, а их прекрасные руки заставили жидкий металл принять форму ухув-элао. Я не могу рассказать тебе, как это делается, потому что бронза любит тайну и ни один литейщик не выдаст ее другим людям, даже самому сыну обба. А я литейщик. Может быть, когда ты станешь обба, я, мастер Жороми, сын Усамы, отолью в бронзе твое изображение, — Жороми, смутившись горячности собственных слов, опустил голову и почти шепотом добавил: — Мы пришли сюда, чтобы увидеть головы, сделанные Игве-Ига, великим Первым Мастером.

Сын обба усмехнулся и без всякой враждебности обратился к Эмотан:

— Ну, а что умеешь ты? Может быть, девчонки тоже льют бронзу?

— Нет, — робко ответила Эмотан, — я умею только танцевать, — и, услышав, что сын обба весело рассмеялся, сказала: — Но все говорят, что я танцую хорошо.

— Наверное, вы неплохие люди, — перестав смеяться, задумчиво произнес сын Эвуаре, — во всяком случае — смелые. Я рад встрече с вами, потому что мне сегодня скучно, а вы меня развеселили. За это я сам покажу вам ухув-элао, сделанные Первым Мастером, — Асоро взял светильник из рук Жороми и поднес его к двум рядом стоящим головам. — Смотрите, — сказал Асоро, — вот работа Первого Мастера, и никто не сделал ничего лучшего. Это ухув-элао, в котором живет дух деда моего деда. Его звали Огуоло. А это ухув-элао его матери.

Темное лицо Огуолы было сурово и сумрачно — настоящий воин и грозный правитель. Ухув-элао матери, отлитое из светлой, почти желтой бронзы, казалось теплым, черты лица были тонкими и нежными. Большие миндалевидные глаза смотрели вдаль серьезно, задумчиво и внимательно. Уголки губ чуть-чуть приподнялись кверху, отчего казалось, что милая улыбка готова озарить прекрасное лицо. Перевитые бусами косички спускались из-под плетеной, украшенной розетками шапочки и падали на высокое ажурное ожерелье, обхватившее стройную шею.

Нет, ничего прекраснее не видел Жороми за всю свою жизнь. Он готов был навсегда остаться у этого алтаря, чтобы смотреть на чудное молодое лицо женщины, которая давно мертва, но красота которой нашла вечную жизнь в бронзовом ухув-элао.

Долгая тишина наступила в комнате. Наконец сын обба, испытующе поглядев на Жороми, небрежно процедил сквозь зубы злые слова:

— Уже, конечно, погасли звезды и ночь ушла. Вас, конечно, поймает стража, выведет на площадь и убьет.

— Нет, — не отрывая глаз от алтаря, сказал Жороми, — стража нас не убьет, потому что ты тоже хороший человек и ты поможешь нам тайно выйти из дворца.

— Ой, — вскрикнула вдруг Эмотан, — смотри, твой браслет шевелится!

— Браслет? — Асоро удивленно посмотрел на девочку. — Да это же Унга, живая змея, — поняв ошибку Эмотан, объяснил сын обба. — Унга добрая и жалит только тех, кого я ей велю. Не бойся, погладь ее.

Эмотан дрожащими от страха пальцами погладила Унгу, но змея, не обратив внимания на ласку, поползла вверх по руке мальчика и обвилась вокруг его шеи, став похожей на те ожерелья, которыми были украшены ухув-элао.

— Ну, ну, Унга, — сказал Асоро, — ты мешаешь, ступай на место.

Унга послушно вернулась обратно на руку.

— Молодец. А теперь скажите, дети, — эти слова сын обба произнес так, будто бы он был намного старше Жороми и Эмотан, — умеете ли вы хранить тайну?

— Когда мы хотим сказать друг другу что-нибудь очень важное, мы прикладываем два пальца к губам. Это значит: слушай и молчи, слушай и не выдай никому, — ответил Жороми.

— Ну, хорошо. Слушайте и не выдайте никому, — сын обба приложил два пальца к губам точно так же, как это сделал только что Жороми. — Вывести из дворца я вас не могу, потому что стражники спросят: «Кто эти люди, которые не входили во дворец Великого, но хотят из него выйти?» Что я им отвечу? Перелезть незамеченными через стену, как вы это сделали ночью, сейчас невозможно. Но я знаю тайный ход. Если вы кому-нибудь расскажете про него, то тебя, мальчик, я убью ножом, а тебя, девочка, жалом Унги. Никто во дворце, даже мой отец, не знает про подземный ход. Он был вырыт так давно, что все забыли о нем, я обнаружил его случайно. Я хочу вас спасти и потому открою вам тайну хода.

С этими словами Асоро поднялся на алтарь. Знаком велев детям следовать за ним, он осторожно, чтобы не задеть высокие изогнутые бивни, прошел между бронзовыми головами и, подойдя к стене, отогнул край белой ткани. Дети увидели вделанное в пол кольцо. С силой потянув его, Асоро поднял большую квадратную доску. Под нею зияла черная яма.