Великие шпионы - [104]

В мае 1947 года, удостоверившись, что никакой программы слежения у нас не существует, мы сочли необходимым не только разработать соответствующие технические средства, но и определить ответственное ведомство. Разделение ответственности могло создать такую же обстановку безалаберности, как в Перл-Харборе в 1941 году. Но слишком многие проявляли интерес к подобной системе слежения: Объединенный комитет начальников штабов, штабы армии, авиации и флота, ЦРУ, Объединенное управление исследований и разработок, государственный департамент и Комиссия по атомной энергии. Понятно, все вместе они не могли вести проект. У семи нянек дитя без глазу. Кто-то один должен нести полную ответственность.

Дальше мы обратились к военно-морскому министру Форрестолу. Его реакцию, когда он узнал, что у нас нет круглосуточного слежения за возможными русскими испытаниями атомного оружия, легко было предсказать:

— Черт побери! Это нужно делать!

— Что ж, — ответил я, — можно быть уверенным, что на флоте такой системы нет, иначе бы вы знали. Почему бы не спросить Кена Ройялла, есть ли что-то подобное у армии или авиации?

Форрестол поднял трубку и позвонил военному министру Ройяллу. Несколько минут спустя тот ответил, что в его министерстве такого проекта нет и он сомневается, нужен ли он вообще.

— Джим, — сказал я, — раз ни один вид вооруженных сил этим не занимается, наша комиссия возьмет работу на себя. Но тогда нам понадобится покупать самолеты и приглашать летчиков. На это потребуются деньги. И когда мы их попросим, Конгресс узнает, что все это время никто не осуществлял слежения.

Форрестол сразу понял, к чему я клоню. Мы поехали на ленч с министром Ройяллом и продолжили обсуждение.

Вторая встреча состоялась 15 сентября, а на следующий день начальник штаба армии генерал Дуайт Эйзенхауэр возложил ответственность на стратегическое авиационное командование генерала Карла Спаатса. Приказ гласил: организовать и эксплуатировать систему, целью которой является «определение времени и места всех крупных взрывов, которые могут происходить в любой точке мира, и установление не вызывающим сомнений образом, носят ли они ядерный характер».

Подробности этой системы хранились в строгой тайне более десяти лет, пока не начались в 1958 году переговоры с Советами о прекращении ядерных испытаний. В 1947 году у нас имелся опыт первого испытания в Аламогордо в 1945 и двух флотских испытаний на Бикини в 1946 году. На разных расстояниях от точки взрыва снимались показания приборов, но результаты были неубедительными. Важно было производить взрывы, которые комиссия намечала весной 1948 года в районе атолла Эниветок, таким образом, чтобы создать надежную систему определения результатов.

На Новый 1948 год мне позвонили два офицера из штаба генерала Спаатса и сказали, что ВВС не имеют средств на приобретение приборов для программы слежения и что на это требуется около миллиона долларов, причем некоторые контракты надо заключить немедленно, если мы хотим иметь приборы в срок. Поскольку каждый день был на счету, а Комиссию нельзя было собрать, пока ее члены не вернуться из отпуска, я согласился на свою ответственность выделить средства, чтобы обеспечить выполнение контрактов. Комиссия заседала 6 января и утвердила финансирование закупки приборов из своей сметы, к моему большому облегчению.

Следующая серия испытаний под кодовым названием «Сэндстоун» проводилась на Тихоокеанском полигоне, охватывающем несколько атоллов из Маршаллова архипелага. Слежение с помощью приборов оказалось весьма эффективным, и было доказано, что атомные взрывы на поверхности Земли и в атмосфере при определенных условиях обнаруживаются без особого труда.

Даже после этих событий многие продолжали считать нашу операцию ненужной. В конце июня 1949 года подкомитет по атомной энергии Объединенного управления исследований и разработок министерства обороны высказался в том смысле, что деньги, истраченные на программу слежения, можно было с большим толком использовать на что-то другое.

Но 3 сентября того же года не только затраты на операцию, но и выбор ответственных за нее оправдались с леденящей душу точностью. Бывший президент Трумэн так описывает происшедшее:

…один из самолетов, запятых в системе дальнего обнаружения, взял пробу воздуха, которая оказалась, несомненно, радиоактивной, и вся машина слежения заработала на максимальных оборотах. Облако, содержавшее подозрительные вещества, отслеживалось самолетами ВВС от северной части Тихого оксана до Британских островов, а там им занялись и британские ВВС, и первые результаты ЦРУ немедленно доложило мне.

Трудно было доказать многим, скептически воспринимавшим возможности Советов, что это не какой-то сбой в нашей системе слежения. Однако пробы анализировались и перепроверялись снова и снова, пока 21 сентября мы не смогли уверенно доложить президенту, что атомный взрыв был произведен где-то на азиатском материке в период между 26 и 29 августа. Утром 23 сентября президент сообщил новость на заседании кабинета и выпустил заявление для прессы:

Я считаю, что американский народ в степени, максимально допустимой по соображениям национальной безопасности, вправе быть информированным о всех событиях в областях, связанных с атомной энергией.