Великие психологи - [34]

.

Глава III ЭРИХ ФРОММ (1900–1980)

Как-то раз на собрании мудрецов — толкователей Торы один из них в одиночестве противостоял всем остальным. Он по-своему толковал один из разделов Святого Закона, другие же мудрецы давили на него, требуя изменить свое мнение. Но мудрец, несмотря на давление, знал, что он прав и что Бог на его стороне. В конце концов старый раввин обратился к Богу:

— Боже, я знаю, что я прав, так пусть в доказательство моей правоты все реки потекут вверх по горам!

И в тот же миг все реки потекли вспять. Однако на его противников это совершенно не произвело впечатления.

Бедный раввин снова взмолился:

— Боже, если ты признаёшь мою правоту, пусть тогда все деревья склонятся к земле.

Так и случилось, в тот же миг деревья склонились к земле. Но остальные раввины как были при своем мнении, так при нем и остались.

И снова раздалась мольба раввина:

— Боже, чтобы доказать им мою правоту, пусть покосятся стены в этом здании.

И стены покосились. Но тут раздался голос главного раввина:

— Не ваше дело вмешиваться в спор мудрых людей! — крикнул он стенам, и те выпрямились. Однако из уважения к раввину, который в одиночку отстаивал свою правоту, выпрямились не до конца.

Наконец с неба раздался Голос:

— Чего вы спорите? Если вам сказано, делайте так-то и так, значит, делайте так-то и так!

Но даже Голос с неба не переубедил главного раввина.

— Ты дал нам Тору, — сказал он, — но толковать ее — наше дело!

* * *

Когда 23 марта 1900 года в семье Фромм родился мальчик, которого назвали Эрих, стороннему человеку могло показаться, что судьба уготовила ему только один путь — раввина. Основания для этого предположения были более чем весомые. Прадед по отцовской линии — Зелигман Бэр Бамбергер, или, как его прозвали, «Вюрцбургский рабби», являлся непререкаемым авторитетом в вопросах толкования Торы. В первой половине XIX века он был ярым сторонником ортодоксального иудаизма, выступая против любых попыток реформации и проникновения светских начал в церковь. Среди учеников Зелигмана Бамбергера был и его будущий зять, дед нашего героя — Зелигман Пинхас Фромм, который со временем возглавил иудейскую общину Франкфурта.

Двоюродный дед Эриха Фромма по материнской линии — Даян Людвиг Краузе — являлся известным талмудистом в Познани. Кроме того, он был человеком с отменным чувством юмора, о чем свидетельствует хотя бы его ответ на один из вопросов, который ему задал маленький Эрих: «Однажды я спросил его, зная, что он меня любит: «Дядя, как ты думаешь, кем я стану?» — Я надеялся, что он скажет что-то хорошее. Он сказал — «Старым евреем!» И Эрих Фромм добавляет: «Это был вполне типичный еврейский ответ, выражающий неприятие всякого тщеславия»[75].

Отец Эриха Нафтали Фромм тоже мечтал стать раввином. Но судьба, как известно, человеческие мечты учитывает далеко не всегда. С Нафтали она обошлась совсем нехорошо — он стал торговцем вином, чем был очень недоволен. Правда, веры в Бога не оставил, будучи активным членом местной иудейской общины, неукоснительно отмечал все праздники и соблюдал обряды. Нафтали даже посвятил себя делу сохранения еврейских традиций, приняв участие в 1919 году в создании Ложи Германа Когена[76], президентом которой он впоследствии стал.

Мать Эриха Роза Краузе также была ортодоксальной иудейкой. Она происходила из семьи фабриканта Морица Краузе, рано умершего и оставившего свое предприятие — сигаретную фабрику — супруге и детям, которые так и не справились с ведением бизнеса. Плачевная финансовая ситуация подтолкнула Розу к поспешному браку (когда мать и отец Эриха Фромма поженились, Нафтали было 31 год, а Розе 24), основанному скорее на желании не быть обузой матери, чем на любви. Но как позднее напишет в своей всемирно известной работе «Искусство любить» их сын: «Едва ли существует поле деятельности или занятие, которые бы сулили столь огромные надежды и ожидания и тем не менее так регулярно приводили к фиаско, как любовь»[77]. Это был несчастливый брак, приносивший страдания всем, и в первую очередь маленькому Эриху.

Своего отца Фромм характеризовал как «крайне невротичного, чем-то постоянно одержимого и беспокоящегося человека». Собственную тревогу он проецировал на сына. «Я страдал из-за патологического волнения отца, который потрясал меня своим беспокойством и в то же время не давал никаких советов и не оказывал никакого положительного влияния на мое образование»[78], — писал Фромм. По мере взросления сына Нафтали опекал его всё больше. Эрих вспоминал день, когда он сдавал докторский экзамен в Гейдельбергском университете: «Отец, перенесший на меня свои комплексы неполноценности, приехал в Гейдельберг потому, что боялся, что я провалюсь и совершу самоубийство»[79]. Но подобные размышления и психологический анализ стали возможны спустя десятилетия, а тогда, в раннем детстве, Эрих стремился подражать отцу во всём.

Отношения с матерью также носили отпечаток негативного влияния на ребенка. Понимая, что ее брак по расчету не удался, Роза всячески стремилась отделить себя и своего сына от фамилии Фромм. «Моя мать, — писал Эрих, — была очень сильно привязана к своей семье и любила меня в той мере, в какой я был Краузе, — это ее девичья фамилия. И всё хорошее во мне для нее было типично для Краузе, а всё плохое — для Фроммов»