Великие любовницы - [152]

Но недолго де Сад пробыл бизнесменом. Этому неуемному духу не сидится на одном месте, но тогда его в постоянное место затолкали: опять в тюрьму. Не резон нам, дорогой читатель, тут пересчитывать, в скольких тюрьмах сидел де Сад, скажем коротко: во многих и надолго. А иначе как бы его литературное творчество развилось? И в этом отношении тюрьма для литературы полезной стала. Но вот в 1773 году его надолго выпускают из тюрьмы, глядь, а ни жены, ни любовниц уже нет. Жена, измучившись постоянными связями мужа «на стороне», его вечными авантюрами, решила навсегда уйти в монастырь. Чувствуете, дорогой читатель, как неизменно де Сад женщин под монастырь подводил и в монастырь загонял? Сколько его любовниц туда ушло? И жена туда же. И в 1790 году брак де Сада был расторгнут. Суд вынес краткое решение: «Разделение стола и ложа супругов», и его супруга в 1810 году умирает. А через четыре года умер и великий человек, своей патологией не только обессмертивший себе имя, но даже давший название этому явлению, ибо садизм — глумление, ощущение боли при половых сношениях — был и есть очень распространенным явлением. И такие вот «Чикатилы» были и есть во все времена и народы.

Не так уж редко, дорогой читатель, «домиками для удовольствий» служили обыкновенные тюремные камеры. Особенно размножились такие «домики» во времена французской революции, где поголовно аристократы-роялисты шли на эшафот, но, перед тем как свою голову на плахе сложить, успевали диким развратом заняться, ибо нигде еще секс и смерть так не перемешались в одно кровавое месиво — как в это историческое время, перепутавшее весь лад истории. Дамы и господа, которым завтра головы отрежут, сегодня находились в одной большой зале. А поскольку испуг, страх перед смертью, бессмысленность такой смерти так им взвинчивали нервы, что половые оргии становились какой-то необходимой потребностью. Вспомним, как глубокий стресс вызывает у некоторых людей непомерный аппетит. И та великая голливудская звезда Элизабет Тейлор так отчаялась в своей неудаче с восемью мужьями, что от горя не только впала в алкоголизм, но и растолстела, объясняя свое состояние тем, что ей все время хочется есть. Люди, которые завтра должны так ненужно, так бессмысленно лишиться своей жизни, сегодня делали все, чтобы хотя бы на несколько часов отогнать страшнее мысли. «В тюрьмах начался поголовный разврат», — было кратко написано в каком-то протоколе того времени. В этой парижской тюрьме сидели Жозефина, будущая жена Наполеона Бонапарта, и ее муж. Только ей удастся спастись, а у ее первого мужа отрубят голову на гильотине. Один из таких спасшихся заключенных вот так описывает атмосферу этих тюремных камер: «Мысль о том, что в любую минуту нас могли отвезти на гильотины, обостряла наши чувства. Мужчины постоянно находились в том состоянии, которое высоко ценилось в Древнем Риме во время празднеств, посвященных богу Приапу. Что же касается женщин, то они были постоянно в таком состоянии возбуждения, что считали потерянной каждую минуту простоя их „корзиночек“»^[140].

А вот выписка из тюремного альманаха: «Апрельским днем 1772 года некая маркиза де С., которая знала, что ее ждет эшафот, надумала посвятить последний день своей жизни сладострастию. Она позвала всех мужчин застенка „почесать ей зензен“. И галантные заключенные с восьми утра и до десяти вечера, сменяя друг друга, доставляли госпоже С. интимные радости. К вечеру она начала испускать такие вопли, что стражники подумали, что у этой женщины только что гильотинировали мужа или любовника. Предаваясь со своими партнерами такому наслаждению и излишествам, госпожа С. к десяти часам вечера дошла до состояния нервного припадка и потеряла сознание. Когда она очнулась, все поняли, что она сошла с ума. Бросившись на одного мужчину, она прокусила ему ногу через штанину. На другой день, когда ее понесли на эшафот, она вырывалась и бормотала грязные ругательства»^[141].

Пир во время чумы! Но героини Боккаччо создали среди чумной смерти красивый оазис любви. Эротика, хотя и грязная, рубашная, будоражившая воображение почтенных буржуа, там так с кровью не смешивалась! Здесь же кровавая чума революции заразила своей болезнью эротику, какую даже звериной нельзя назвать. Эта какая-то одна сумасшедшая нелепость, и возникает она только тогда, когда совершается ни с чем не сравнимый акт насилия. Но были «маленькие домики», созданные в тюремных камерах, где похоть, кровь и эротика так ярко не смешивались. Там дамы устраивали что-то вроде салонов, где можно было поиграть в карты, иногда даже партийку не кончив, ведь не скажешь судебному приставу в красный фуражке, пришедшему со своим «адским списком»: «Погоди, браток, дай мне пульку докончить!» Из такой тюрьмы-салона путешествовал на эшафот муж Жозефины Бонапарт — генерал Богарнэ.

Свой маленький салон устроил в тюремной камере и Наполеон III. А поскольку камера у него состояла из двух помещений, так что его эротические наслаждения и литературное творчество, которым он регулярно предавался, никогда в одном помещении не смешивались. Он здесь, в тюрьме Хам в Пикардии, живет с 1840 года. Жить ему в этом «домике» очень даже долго — всю жизнь, ведь его приговорили к пожизненной тюрьме. Ничего, конечно, нет удивительного, что он постарался соответственным образом свой комфорт улучшить и свое тюремное пребывание сделать и приятным и полезным. Власти не препятствовали: только бы сидел тихо и не рыпался со своим намерением стать монархом. И вот у Наполеона III очень даже хорошо оборудована тюремная камера. Тут у него стоит даже с нерасшатанными ножками письменный стол, удобное кожаное кресло, кожа на нем только слегка потреснута, комод, четыре стула, софа и добротный дубовый стол, покрытый зеленой скатертью. Окна совсем на тюремные не похожи. Ну и что же, что зарешеченные, зато большие и света много пропускают. Ни в чем узника не ущемляют: он может получать книги, вести корреспонденцию, ба — принимать гостей. Думаете, у него только одна комната в камере? О нет. У него еще спальня есть. И тоже вполне комфортабельно оборудованная: трюмо, мраморный умывальник и даже двойное широкое ложе. Мы не знаем, у какого низложенного монарха всю эту мебель раздобыли и в камеру к Наполеону III принесли, но, согласитесь, дорогой читатель, коротать дальнейшую свою жизнь неудачнику-монарху очень даже уютно. А еще ему разрешалось гулять вокруг крепости сколько душе угодно, а поскольку двор был огромный, то даже он мог там на коне разъезжать. Ну прямо хороший санаторий — не тюрьма. Он даже мог на пригорочке грядки копать и овощи там сажать. Даст он, скажем, тюремщику список, какие семена для своего огорода ему купить: ну там морковку, редиску, капусту — это уж как полагается. Овощи вырастит, да свеженькие, сорванные с тюремной грядки, скушает. И даже цветочки на том пригорке разводил. Словом — живи не умирай. А этот тридцатидвухлетний неудачный монарх все равно недоволен: видите ли ему для услады тела женщины в тюрьме не хватает. Ну что же, дело житейское. Если даже в наш век, так канонами обросший, разрешается узникам за хорошее поведение женщину в специально для этой цели в тюрьме устроенную комнату приглашать, почему же в эпоху Наполеона III этого не сделать? Мы вот намедни смотрели по польскому телевидению программу, как узники-преступники-убийцы секс свой удовлетворяют. Комнатка там на втором этаже, рядом с бухгалтерией, хорошо оборудована: тут тебе и душ, и туалет под рукой, и занавески плотные. Вот только кровать нам не понравилась: с кроваткой начальство подкачало — она односпальная. «Ничего, если сожмемся, так помещаемся», — сообщил телезрителям один из преступников, объясняя, как он секс свой удовлетворяет. А Наполеону III даже «сжиматься» не надо — у него в спальне постель широченная. Но вот комендант Демарль, который часто ходил к Наполеону III обеды вкушать, морщится и чело почесывает: вроде запрещено дам приводить в камеру. Вроде такого разрешения нет. Наполеон III наступает и свои аргументы высовывает: «Как это разрешения нет? Что же я, темпераментный молодой мужчина, с кобылками, что ли, должен свою естественную плоть опорожнять? Так ведь так и свихнуться можно? Хотите, господин комендант, чтобы вас обвинили в том, что по вашей вине ценный узник от недостатка секса завял?» Ну комендант, конечно, не хотел никаких конфликтов, ни печальной кончины узника, и он ему разрешил время от времени для здоровья организма заняться сексом с прачкой Элеонорой Вергот, не переборщать, конечно, в любовных свиданиях, так, помаленьку и наскоро, чтобы не очень заметно для других узников было. И вот то ли прачка, то ли швея Элеонора Вергот становится любовницей Наполеона III. Очень удобная и скромная эта барышня. Никаких хлопот с ней узнику Наполеону III. Как только забеременеет, утешает императора: «Не беспокойтесь, ваше величество, я на время родов отпуск возьму и в деревне у тетки ребенка рожу». Так и делала. Как только наступит время рожать, она махнет в деревню и после короткого времени возвращается опять к Наполеону телом своим служить. Двоих детей — сыновей родила Наполеону III. Ну и жил бы себе спокойно неудавшийся монарх, морковочку бы со своего огорода кушал, цветочки, самолично взращенные, нюхал, но ему неймется. Ему бежать из своего «маленького домика» охота пришла. Он, видите ли, еще и будущим монархом хочет быть (стал им, как это ни странно). И он решается, оставив удобную любовницу, из тюрьмы бежать и осуществляет это самым что ни на есть дерзким способом. Он взваливает себе на плечи громадное бревно, имитируя рабочих, ремонтирующих тюрьму, и, переодетый в рабочее платье, преспокойно перешагивает ворота тюрьмы, мало беспокоясь, какие огромные неприятности он дружественному коменданту Демарлю своим поступком доставил. «Маленький домик» тюремной камеры — уже позади. Великие дела ждут теперь Наполеона III.