Великие любовницы - [148]
Насколько мы знаем, все шарлатаны, авантюристы, как их называли, занимались творческими открытиями, и бальзам де Сада — это только малая лепта, так, щепотка приправ в колдовской кухне этих «ученых». То Калиостро изготавливает какие-то чудодейственные снадобья по омолаживанию, выставляя свою восточную красавицу, пятидесятилетнюю жену, восемнадцатилетней девушкой, которая якобы каждый день выпивала стакан целебной воды «Калиостро» и, подобно тому живительному источнику из сказки, не только не старела, но даже молодела с каждым годом. Аристократы, конечно, полезли в шатер к Калиостро (его жена всех пациентов в восточном шатре принимала), получали пузырьки с целебным раствором и набивали карман жулика. Пока наша государыня Екатерина Великая не прекратила это: она дала иностранным «гастролерам» 20 000 рублей отпускного и приказала убираться вон из России и дурачить другую страну. Такой другой страной стала Германия, где Калиостро «выращивал» маленькие бриллианты, их величину маленького горошка преображая в дородный боб. Но пока эффект этого взращивания давал результаты, Калиостро успел набить свой карман этими самыми бриллиантами-горошинами, отданными ему как сырье доверчивыми немками, да и был таков.
Трудился на поприще науки и еще один жулик-авантюрист и литератор Казанова. Он, одиннадцать раз зараженный венерической болезнью, решил не только свою участь облегчить, но и участь всех слишком падких на секс дам, введя нововведение: кондомы. Но гораздо раньше это сделал английский врач Кондом, от имени которого и произошло это название. Он делал свои кондомы из кишок овцы, и мясник ну прямо не мог ему вдоволь это сырье поставлять, таким огромным успехом они начали у дам пользоваться. Да, наши жулики-авантюристы с садистическими и неумеренно сатириазистическими наклонностями здорово науке послужили и свою лепту в мировую историю открытий внесли. И если у нас когда случится свободное время, мы обязательно над этим вопросом задумаемся, ибо пора, кажется, не только их преступления раскрывать, но их гениальный ум немного обнажить. Маркиз де Сад оставил после себя довольно большое количество литературного творчества (в тюремной камере написанное), на воле некогда, на воле надо было успеть еще какой «маленький домик» в аренду взять и научные опыты над проститутками производить. И его роман «Жюстина» заслуживает внимания не только читателей, но и иного режиссера, не очень щепетильного в делах нравственности. Ну например, так же нещепетильного, как всемирно известного поляка Полянского, у которого жену красавицу Шаррон религиозная секта массонов зверски убила, а он сам в отместку изнасиловал двенадцатилетнюю американскую девочку, и теперь этому великому человеку въезд в Голливуд заказан: его в Америке тюремное заключение ждет. Это ему не мешает разъезжать по всему миру (кроме Америки, конечно), создавать гениальные фильмы и «плевать на моральность», везде принимать награды, и почет, и уважение. Так что все относительно. И если какой режиссер захочет увековечить на экране творения де Сада, пусть не смущается неморальной личностью их автора. Нам история и жизнь дает примеры, когда порок и чистота так смешались друг с другом, что этот комок двух дерущихся собак невозможно разделить.
Нас вообще удивляет, дорогой читатель, что почти у всех гениальных личностей так много скрытых или явных, но пороков. За свои врожденные пороки де Сад сидит теперь в тюремной камере в Италии. Обстановка здорово напоминает его «маленький домик» в Париже. Та же железная кровать, тот же засаленный стол с погнувшейся жестяной кружкой, и два колченогих стула около него. Но вместо плетки у него теперь в руках бумага, а вместо ножичка гусиное перо. И здесь де Сад создает свои шедевры, а в перерывах между оными отвечает на полные ласки и нежности письма жены. Она там у себя в усадьбе по ночам спать не может, днем бегает по канцеляриям и королевским прихожим, все стараясь мужа из заключения вырвать. Только ответы его жене лишены не только нежности, но даже элементарного уважения. Это письма рубашного, грубого человека. Она пишет: «Всевозможные мысли лезут мне в голову». Он отвечает: «Мне тоже, но только в другое место». Не интересно ему на слезливые эпистолы жены отвечать той же монетой. Вот письма ее подружки, девицы де Руссе, — совсем другие «пироги». Эти письма удовлетворяют интеллектуальную душу де Сада. Они глубокие, как на старую образованную деву пристало, полные философских мыслей, написаны хорошим слогом, в них много подтекста, словом, де Сад охотно ей отвечает, переписка набирает размах, и вот уже скоро старая дева заочно безумно влюбляется в де Сада. С огромным трудом, преодолевая все препоны тюремного начальства, шлет ему дорогие подарки и изысканные съестные припасы в тюрьму, а он в ответ хватает из стакана пощербленную зубную щетку, может, даже с остатками зубного порошка, и посылает в подарок далекой возлюбленной. Она отвечает: «Я в восторге. О, эта щетка для меня дороже стоит, чем пятьдесят луидоров».
Судя по такому точному бухгалтерскому ответу, мы не очень уверены, дорогой читатель, в романтическо-философской душе госпожи де Руссе с ее миссией, скорее, тут какая-то русская или французская купчиха вылазит. Примерно, наверное, так и де Сад рассудил, если, выйдя из тюрьмы, ни свою жизнь соединять, ни свое время тратить с госпожой де Руссе не стал, у него другие любовницы, а среди них сама президентша де Флерье появилась. Удивительно, как женщины, начитанные о страшных злодеяниях де Сада, любили этого человека. Может, потому, что над светскими женщинами он никогда насилий не производил, перед ними он обаятельный, умный, образованный, вежливый и вообще — светский неотразимый человек. Свои чудовищные садистские наклонности он оставлял для женщин низких сословий, чаще для падших проституток.
