Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет - [39]

– Думаю, надо спросить врача, можно ли мне к этому вернуться, да.

Но ты полагаешь, что сочинители действительно исчерпывают свой материал.

– Я полагаю, что сочинители исчерпывают свой материал, правда. Я неколебимо верю в то, что, когда естественное время заканчивается, то сочинители действительно исчерпывают свой материал. (Зевает.) Для меня это черное и белое. Когда песня есть, то есть, когда ее нет, то нет. Конечно, ты истощаешься, возможно, не до конца, но все исчерпывают какой-то материал, тему, о которой какое-то время пишут. И это очень пугает. Тягостно об этом думать: «О боже, только это всегда приносило мне успех и помогало делать деньги. А теперь я этого лишаюсь». Так что сразу появляется чувство незащищенности. Именно поэтому я провожу все эти сексуальные и прочие эксперименты – чтобы понять, что может случиться, чтобы понять, есть ли еще что-нибудь, чего я еще не обнаружил.

А многим ли еще ты мог бы заняться, если бы не писал песни?

– Нет, правда, нет. Я вообще не создан для того, чтобы делать многое.

* * *

Почему бы нам не поговорить немного о «Good Vibrations»[81]?

– С этого неплохо было бы начать. На «Good Vibrations» ушло полгода. Самое начало мы записали в Gold Star Recording Studio, потом мы отнесли запись в Western, потом – в Sunset Sound, потом мы обратились в компанию Columbia.

Так что ушло немало времени. С этой записью связана целая история, которую я всем рассказываю. Моя мама, бывало, рассказывала мне о вибрациях. Ребенком я не слишком многое из этого понимал. Слово «вибрации» меня пугало. Мысль о том, что существуют незримые вибрации, которые можно почувствовать, внушала мне смертельный страх. Но мама рассказывала мне о собаках, которые лают на одних людей, но не лают на других, о том, что собака может уловить исходящие от этих людей вибрации, которые незримы, но ощутимы. И так же у людей.

И так случилось, что мы разговорились о хороших вибрациях. Дальше мы провели эксперимент с песней и идеей и решили, что сначала можно было бы сказать: «Мне нравятся ее яркие платья и то, как свет солнца играет на ее волосах. Я слышу звук ее нежного голоса, а ветер доносит аромат ее духов». Это чувственные вещи. А потом сказать: «Я улавливаю хорошие вибрации», – что служит контрастом всему чувственному – то, что называется нашим экстрасенсорным восприятием. Именно об этом мы и говорим.

Но ты хотел создать что-то новое и в музыкальном плане. Почему именно эта песня?

– Потому что нам хотелось объяснить данное понятие, кроме того, мы хотели создать нечто в духе ритм-энд-блюза, но с современным авангардистским оттенком. «Good Vibrations» была продвинутой музыкой в стиле ритм-энд-блюз.

Вы рисковали.

– О да, очень. Вообще, я не думал, что все получится, потому что это очень сложно, но оказалось, что люди приняли песню отлично. Они чувствовали, что в ней есть естественность, она лилась. Как будто «карманная» симфония.

Как получилось, что вы делали запись в четырех студиях?

– Потому что нам хотелось экспериментировать, сочетая саунды студий. Каждая студия обладает собственным саундом. На окончательное звучание пластинки повлияло то, что ее записывали на четырех разных студиях.

И все поддерживали твое начинание?

– Нет, не все. Многие говорили: «Ой, не делай этого, это слишком ново» или «Запись будет слишком длинной». Но я сказал, что нет, запись не будет слишком длинной, а будет просто такой, какой должна быть.

Кто не соглашался с вами? Ваш менеджер? Звукозаписывающая компания?

– Нет, кое-кто из группы, но не могу сказать кто именно. Просто были такие мнения. Ребята не совсем понимали, почему мы прыгаем из одной студии в другую. И не могли так, как я, представить себе пластинку. Я мыслил запись как нечто целостное.

Ты помнишь, когда осознал, что запись готова?

– Я помню, когда она была готова. Это было в студии Columbia. Помню, я ее ухватил. Я просто чувствовал ее, когда делал окончательное сведение. Было ощущение силы, был скачок. Чувство восторга. Художественной красоты. Это было все.

Ты что-нибудь сказал при этом, не помнишь?

– Помню. Я сказал: «О боже, сядьте и послушайте это».

Ты почувствовал тогда, что это твоя самая главная песня? Думал ли ты что-либо вроде того, что «Good Vibrations» – достижение нового уровня в музыке?

– Да, я чувствовал, что это некий уровень. Во-первых, в ней ощущалось нечто очень претенциозное, и звучала она претенциозно. Во-вторых, это было первое использование виолончели в рок-музыке подобным образом – использование ее как открытого инструмента, как рок-инструмента.

Не говоря о терменвоксе.

– Терменвокс тоже впервые звучал в рок-н-ролле.

К тому времени, когда ты записал «Good Vibrations», твоя художественная концепция вызрела настолько, что намного превзошла то, что ты делал, скажем, в период «Surfin’» (первый сингл The Beach Boys, вышел в 1961 году. – Пер.). Был ли какой-то конкретный период, когда ты понял, что теперь ты создаешь музыку исключительно по своим правилам?

– Да. Альбом «Pet Sounds»[82] стал тем периодом, когда я думал, что занимаюсь своим… через позицию Фила Спектора. Ну, а позиция Фила Спектора состоит в том, чтобы использовать множество инструментов и сочетать их ради единой формы или единственного звука.