Великие Цезари - [25]

Цезарь пытался скомпрометировать Катона всеми способами. Он вступил в любовную связь с его сводной сестрой Сервилией, которой в ту пору было уже тридцать девять лет. Она была матерью того самого Брута, который вместе с другими заговорщиками примет участие в ритуальном убийстве Цезаря в сенате, но об этом в последней главе. Несмотря на такой возраст, Сервилия нравилась Цезарю, и он, домогаясь ее, подарил ей жемчужину стоимостью шесть миллионов сестерциев. Об этом сплетничал весь Рим, однако никто этому не удивлялся – консул ни в чем не скупился и проматывал деньги легко, изумляя всех щедростью. За год своего консульства он истратил все, что добыл, будучи наместником в Испании.

Роман с Сервилией случился у него еще до свадьбы с восемнадцатилетней Кальпурнией, поэтому можно предположить, что он подумывал о женитьбе на сестре Катона. Но, зная, что тот на это наверняка не пойдет и от этого не уймется, – ведь отверг же он матримониальные предложения Помпея, а к нему он был более благосклонен, чем к Цезарю, – решил этого не делать.

Досужие античные биографы предполагают даже, что у Цезаря с Сервилией была связь еще в молодости; в год консулата он ее просто возобновил, и плодом того давнего романа являлся Брут. Они выводили это из предсмертных слов Цезаря. Увидев среди обступивших его убийц и Брута, он произнес: «И ты, дитя мое?» Стало быть, предполагают они, Брут вполне мог быть сыном Цезаря от Сервилии.

Такая версия, быть может, и не лишена оснований. Цезарь не порывал с Сервилией очень долго и состоял с ней в переписке. В связи с этим расскажем эпизод, когда Цезарь своим выступлением в сенате пытался вывести из-под удара катилинарцев. В тот момент ему принесли записку. Он ее внимательно прочел и продолжил свою речь. Катон, не без оснований, как мы знаем, подозревавший Цезаря в связях с Катилиной, подумал, что записка от него либо как-то с этим заговором связана. Поэтому потребовал, чтобы Цезарь зачитал полученную записку, но тот сказал, что это письмо личное и ему не хотелось бы его озвучивать. Но Катон настаивал. Цезарь с насмешливой улыбкой посмотрел на Катона и передал ему записку. Она была от Сервилии. Пришлось великому моралисту прочесть любовные излияния своей сестры. Впечатляющая, наверное, была мизансцена. Катон на этот раз не сдержался и оскорбил своего злейшего врага неприличными словами.

Десять лет спустя после консулата, уже во время гражданской войны, он сделал ей еще одни подарок, но уже в скрытой форме. Он постарался, чтобы богатая усадьба ушла с аукциона к Сервилии за бесценок. Это дало повод Цицерону сострить: «Сервилия купила это поместье еще дешевле, чем все думают: всего за одну Третью». Суть этого каламбура в том, что дочь Сервилии звали Терция, в переводе с латыни – Третья. Цицерон, быть может, и не без оснований давал понять, что этот подарок предназначался уже не Сервилии, а ее дочери Терции, похожей, естественно, на мать в молодости, и лысый вертопрах вполне мог за ней и приударить.

А о том, что он был записным бабником, мы уже говорили, об этом свидетельствуют все источники. Помимо вышеуказанных связей, у него были многочисленные мелкие интрижки с женами влиятельных людей. Известны его шашни с Постумией, женой Сервия Сульпиция, который станет консулом в пятьдесят первом году, а также с Лолией, женой полководца и консула пятьдесят восьмого года Авла Габиния, и с другими. Цезарь знал, что женщинам всегда нравятся герои-любовники, и они всегда благотворно влияют на общественное мнение через своих мужей. О его романах с провинциальными красотками известно мало, зато много написано о его страстной любви к Клеопатре. Мы также не обойдем вниманием эту тему и посвятим ей отдельную главу.

Но мы несколько отвлеклись. Так вот Катон настолько раздражал Цезаря, и он так страстно его ненавидел, что в иные моменты ему изменяла выдержка, и разум уходил из-под контроля и логики. Так было и в народном собрании, когда ему должны были утвердить на пять лет наместничество в Галлии и Иллирике. Конечно, Катон заявил, что по закону проконсулу назначается провинция только на год, взывал отстаивать вместе с ним законность, а не плясать под дудочку этого честолюбца и его марионеток Помпея и Красса. Регламента, повторим, древние не знали, поэтому Катон мог часами упражняться в красноречии.

Не понимал этот идеалист, что находится, по меткому выражению Цицерона, «не в государстве Платона, а среди подонков Ромула». В конце концов Цезаря взбесила это бесконечная болтовня строптивого и совершенно неуправляемого Катона. Он подозвал ликторов и приказал им снять Катона с трибуны. «Как это снять?» – не поняли они. «Чего тут непонятного, – рассердился консул, – подойти, снять с трибуны и отвести в тюрьму».

Но едва ликторы подхватили Катона под руки и стали уводить, все двинулись за ним следом. На улице к этому шествию присоединился и простой народ. В молчании и без ропота шли они следом за Катоном в сторону Мамертинской тюрьмы. Вот какова была власть этого человека.

Цезарь быстро сообразил, что перегнул палку, и тотчас же вдогонку послал народного трибуна, чтобы он приказал ликторам вести Катона не в тюрьму, а домой.