Великие авантюры эпохи - [8]

Нет, верить им здесь не стоит; тем более что для этой аферы Китинг сознательно использовал Джейн как инструмент для обеспечения фальшивого провенанса: она должна была подтвердить покупателям, что картины были унаследованы ей лично, так как находились в её семье ещё в XIX веке, а получены были одним из её предков напрямую от художника.

Но ход с Палмером оказался рисковым. Журналистке Джеральдине Норман, работавшей в газете The Times of London, был прислан каталог продаж небольшого аукционного дома в Суффолке; владелец особо отметил лоты, которыми гордился – это были три картины Палмера, проданные в лондонскую галерею Legers за 9400 фунтов. Событие было достаточно важным – работы Палмера не очень часто появлялись в продаже, тем более на небольших аукционах.

Заметка об этом событии вышла в газете – а через неделю Джеральдина получила письмо от арт-дилера и художника Дэвида Гульда, известного тем, что он был остёр на язык и ядовит в своих суждениях по поводу всех остальных. Он писал, что по ряду деталей, бросающихся в глаза знатоку, легко заключить, что проданные картины – это «пастиш» на тему Палмера, но точно не оригинал. Письмо опубликовали – всё-таки Гульд был известным экспертом, но никто не отнёсся к нему всерьёз: его репутация задиры позволяла относиться к его словам не очень всерьёз.

Примерно через год Гульд увидел картины ещё раз – во время выставки акварелей в галерее Legers. Он ещё раз, изучив описанный в каталоге провенанс, написал Джеральдине Норман о том, что, по всей видимости, все три картины – подделки. Джеральдина и Гульд стали следить за другими Палмерами, всплывавшими в последнее время, и изучать историю их появления.

Том и Джейн не знали, что над ними сгущались тучи. Продажа фальшивых Палмеров принесла им достаточно денег для того, чтобы отправиться за границу. Они купили ферму на Тенерифе и стали жить там. Но счастья им это не принесло: Том всё больше пил, их отношения катились в пропасть. Китинг изводил её своими придирками и атаками, издевался над её амбициями стать художником, упрекал её в холодности и строгости.

Всё это привело к тому, что в 1974 году их отношения закончились. Годом ранее Джейн встретила в испанском баре своего будущего мужа – Брэда Мориса, реставратора домов родом из Торонто. Они влюбились друг в друга сразу же – и расставшись с Китингом, Джейн отправилась в Канаду. Но и там её догоняли злые и неприятные письма от Тома, который укорял и попрекал её всем, чем только было возможно.

В Англии тем временем по следу фальшивого Палмера продолжала двигаться журналистка Джеральдина Норман. И она, и Гульд, действуя заодно, обнаружили 13 картин Палмера, подлинность которых вызывала сильные сомнения – большая часть из них была продана на небольших аукционах, но одна была куплена на Sothbies за 15 тысяч фунтов.

Статья, в которой Норман рассказывала о том, что в разных британских галереях находится 13 поддельных картин Палмера, вышла в июле 1976 года. Пресса по обе стороны Атлантики, привыкшая за 1970-е называть скандалы на основе Уотергейтского, долго не думала – и окрестила историю Watercolorgate. Желающих помочь в поиске таинственного поддельщика картин было немало. Но первым с Норман связался родной брат Джейн Келли: он пообещал рассказать расследователям всю правду, попросив за свою информацию 7000 фунтов, но в итоге согласился и на 150. Он показал фотографии из мастерской Китинга, на которых можно было увидеть, как создавались поддельные Палмеры. Журналисты отправились на Тенерифе, чтобы задать все вопросы Китингу.

Тот не стал отрицать своей роли в создании поддельных картин. Наоборот, он решил сделать жест и красиво признаться. Через пару недель после того, как его имя было публично связано с подделкой картин, он прислал письмо в редакцию той же газеты, где вышла статья Джеральдины. Китинг писал:

«Я не отвергаю этих обвинений. На самом деле я открыто признаюсь в сделанном. Я наводнил рынок работами Палмера и многих других не ради выгоды (я надеюсь, что я не материалист), но в знак протеста против торговцев, которые наживают капитал на тех, кого я с гордостью называю своими братьями-художниками, живыми и мёртвыми. <…> Откровенно говоря, я полагаю, из-за скромности, что не могу себе представить, как кто-то может начать верить, что вся эта сырая мазня, нарисованная мной, продаётся, поскольку Сэмюэл Палмерс был подлинным и настоящим художником. Любой, кто искренне любит этого доброго, щедрого и набожного художника (который не мог позволить себе немного нюхательного табака в свои последние годы), будет знать, что он никогда бы не написал ничего подобного, даже в свой выходной день».

Заявление художника быстро разошлось по лентам новостных агентств и первым полосам мировых изданий. Большинство читателей отнеслись к поддельщику благосклонно – он казался им занятным и, скорее, милым бунтарём, нежели мерзким обманщиком. Его заявление было многими воспринято как выступление героя-одиночки, этакого Робин Гуда, который решил выйти на поле битвы с прогнившим и погрязшим в собственной элитарности миром арт-дилеров.