Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - [66]
Как крысы с корабля перед бедствием — картина выселения людей и разных учреждений. Зашли с Сергеем ко всенощной в собор — препечальное зрелище: снимают образа, люстры и пр. для эвакуации. […]
9 августа. Жалею, что вчера вечером не был в штабе за ужином, за к[ото]рым собрались прибывшие высшие чины штаба 1-й армии во главе с Литвиновым. Сегодня за обедом наш командующий передавал возле него сидевшему корпусн[ому] командиру Евреинову[542], что в числе других задач нашей армии предстоит одна из трудных — выкарабкиваться подобру-поздорову из того положения, в коем она очутилась. Беспокоюсь за моего гостя Сергея, ч[то]б[ы] успеть его благополучно сплавить восвояси.
За столом полковник Плющик-Плющевский[543] с жаром рассказывал, как он сделал храбрый наскок на… врача-«жида», к[ото]рый ему не так отдал честь! Соседи по столу от удовольствия гоготали. Боже мой! Какая злобность против врачей, де еще «жидов» у наших вояк, повертывающих свой боевой фронт не в сторону настоящего неприятеля, к[ото]рого должны были бы бить нещадно, а в сторону беззащитных, безобидных людей…
Начальник штаба Попов похвально отозвался о нашем «аркадском пастушке» генерале Жнове, что он своим ферлакурством и весело-шантанным настроением поддерживает бодрость в оперативном отделе!
В сообщении сведений по текущим злобам для друг друга штабные опасаются; впечатление получается, что как будто друг в друге видят Мясоедова. Тем не менее все секретнейшие вещи отлично бывают известны всем, даже и не военным!
[…] На вокзале страшная толчея — масса уезжающих, не хватает поездов. Вчера зато с удобствами проводили и погрузили цирк с наездницами! Многие офицерские дамочки, садясь в вагоны, переодеваются сестрами милосердия, ч[то]б[ы] только проехать даром с другими льготами! Все это так нагло фальсифицируется; у нек[ото]рых даже имеются фальшивые свидетельства сестер милосердия! […]
10 августа. Сегодня отправилась на Вильно дежурная часть, но вместо назначенных] по распределению] 9 час[ов] утра — вечером; это называется] «made in Russia»[544]! Завтра выступает наша часть и этапно-хозяйственная, а после уже — квартирмейстерская. Под Ландваровым[545] встречаются уже кавалерийские разъезды. Не сегодня завтра железн[о]дорожн[ое] сообщение Гродно — Вильно может быть прервано. Куда мы дальше тронемся и как скоро — неизвестно. Боюсь, как бы Господь у наших военачальников в наказание не отнял бы совсем разума.
Фон Будберг получил дивизию! До нового обморока и расстройства нервов, когда ему придется опять эвакуироваться для поправления своего драгоценного здоровья после того, как учинит еще какую-либо бессмыслицу ценой новой катастрофы. […]
11 августа. […] В Белосток поезда перестали ходить; приходящие же в Гродно с севера идут отсюда обратно. Публика спешно выселяется. Пассажирское движение совершается без расписания. Московских газет второй день не получаю. Поезд наш тащится по-черепашьи, с большими остановками; то же — и с другими поездами. И это представляется каким-то феноменальным контрастом с бешеной скоростью творимых немцами событий — методично, систематично и планомерно. […]
12 августа. […] Вести о наших сухопутных делах — скверные. Осовец пал. Счастливый частный успех нашего флота в Рижском заливе газетами возведен в блестящую победу. Так у постели тяжело больного малейший симптом улучшения истолковываемся] профанами к[а]к нечто, обещающее его выздоровление, но — увы!.. […]
В 4 часа пополудни часть нашего отдела со мной и этапно-хозяйствен[ная] часть двинулись на Молодечно[546] к конечному пункту назначения — в Вилейку[547].
13 августа. Большое движение поездов с беженцами, вагоны набиваются сверх всяких норм, садятся на крыши вагонов. Около
11 дня прибыли в Вилейку. […]
14 августа. […] Эвакуируются из Вилейки казенные учреждения, пришедшие сюда недавно из Вильно; нек[ото]рые следуют в места чудесного названия… в Рязань!
[…] На плакате, вывешенном в вокзале, значится объявление на подписку «Голоса Руси», на нем изображен портрет Столыпина, а под ним выпукло пропечатаны его слова: «Вам нужны великие потрясения — нам же нужна великая Россия». Посмотрел бы этот временщик теперь на эту «великую Россию», своим величием много ему обязанную!
Пассажирского поезда, к[ото]рый по расписанию должен был бы уходить в 5 часов утра, я прождал с Сережей до часу ночи. Страшно измучился за него, убеждавшись, что ему предстоит ехать в тесноте и давке. Так и случилось: еле-еле его я втиснул в вагон. […]
17 августа. […] С какой головокружительной быстротой немцы отобрали от нас ряд городов, и такие крепости, как Ковно, Осовец, Ивангород, Новогеоргиевск и Брест! От таких успехов прямо-таки можно им угореть, а нам прийти в отчаяние. Постепенный-де отход наш с боями на восток, — подчеркивается штабом Верх[овного] главн[окомандующ]его, — совершается спокойно, свободно, не имеет-де характера вынужденности, а производится согласно и в соответствии с полученными нашими войсками приказаниями на основании разработанного верховным командованием плана! […] О, как бы уместен теперь был благовест свыше, к[ото]рый всех бы объединил в любви, взаимном доверии, всепрощении! Чудный и счастливый момент для монарха! Удовлетворить всех обиженных, злобствующих, недовольных! Из Копенгагена телеграфируют, что из Варшавской тюрьмы немцы выпустили всех политических заключенных! […]
