Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - [45]

26 января. […] Пришло известие, что немцы поперли на Кольно[353] и Ломжу, — известие, как ни странно, явившееся совершенной неожиданностью для наших штабных заправил, обязанных более обращать внимание на свои бы прямые задачи, а не на то, ч[тоб[ы] заниматься маневрированием госпиталей да охотой на медицинский персонал!..[354] Нам же, профанам, уже давно бросалась в глаза беззащитность нашего левого фланга, где расположены были невысокого качества три лишь полка 57-й дивизии, да 1-я кавалерийская бригада. Как было не знать нашим воякам повадку немцев совершать обходные движения с флангов, ч[то]б[ы] держать на них самые надежные части в должном количестве?! Действуем мы теперь безо всяких армейских резервов; были таковыми недавно

2-й Кавказский корпус или 5-я стрелков[ая] бригада, к[ото]рые скоро же из нашей армии убирались в другие армии. На правом фланге в районе Пилькален — Ласденен мы только, по-видимому, раздразнили немцев, не сделавши ничего путного. Так смотрят на дело и мои генералы-однокомпанейцы Янов и Жнов[355]. […]

За обедом Сивере и фон Будберг сидели с вытянутыми растерянными физиономиями[356]; а немцы прут на Кольно не налегке, а с обозами; бьют, очевидно, наверняка; мы все лишь, может быть, только думали переходить в наступление на этом фронте, как подмерзнут болота и озера, немцы же предупредили нас! Фон Будберг слишком, показалось мне, уж делано хорохорится, говорит, что немцы действуют по-свински и что-де ничего они, кроме плохого для себя, не достигнут, если даже дойдут и до Остроленки.

О, позор и срам! 57-я дивизия бежала; немцы энергично в составе двух корпусов прут на Лык; Иоганисбург нами оставлен; Видминен готовится к очищению; завтра надо ожидать, что и Лык будет в руках неприятеля. Спешно дал телеграммы, ч[то]б[ы] из Лыка все врачебн[ые] учрежд[ен]ия эвакуировались. Через день-два придется нам убираться и из Марграбова. […]

27 января. […] Ночь провел тревожно. Как будто бы меня публично кто-н[и]б[удь] отхлестал по щекам. Такое самочувствие. Теперь я понимаю, как и от чего возникают революции. Долой наш правящий класс, да подчинится представителям народным наша административная] машина, вся в настоящее время проржавевшая!..

На редкость сегодня чудесная солнечная погода. 3-й армейский корпус Епанчина (правый фланг армии) также отступил; это положивши только перед тем на «успешное продвижение вперед» до 2¹/₂–3 тысяч людей! Немцы остановились у Бялы, сделавши переход в 45 верст, где, очевидно, устроили себе дневку; завтра ожидается бой под Лыком; в Иоганисбурге — Вильгельм. 57-ю дивизию, так постыдно бежавшую, ожидает, вероятно, участь 54-й дивизии, расформированной после такого же бегства […]

28 января. […] Пришли сравнительно успокоительные сведения: немцы уж не так энергично наступают; из Лыка все врачебн[ые] учреждения эвакуированы; наш штаб рассчитывает остаться в Марграбове, и все, что из него эвакуировалось так поспешно вчера, должно обратно прийти. Наши фальстафы немного поприободрились. Слава Богу, что есть надежда задержаться еще в Марграбове, с к[ото]рым мы сжились; […]

С вечера обстановка переменилась: пришли грустные вести, что 3-й наш корпус Епанчина под давлением больших сил неприятеля отступает на Пильвишки[357] и далее; теперь очевидно, что движение на Лык немцев было чистой демонстрацией, главный же кулак они занесли на наш правый фланг. До тошноты немцы стереотипны в обхватах, а наши вожди все-таки этого не предусмотрели, занятые своим обычным крохоборчеством, лишенные всякой способности к широкому размаху артистов своего дела, зато — мастера великие они на писание… […]

29 января. […] Немцы уже в Гольдапе. С ЮЗ сильная артиллерийская канонада, люди настраиваются панически. В Дригалене[358]ужасное кровопролитие.

[…] За столом соизволили присутствовать] командующи[й] и фон Будберг; вели себя, особенно последний, к[а]к оскандалившиеся игроки… Сивере держал себя тише воды ниже травы, упавшим голосом лишь повторяя: «Лык, я почти наверное могу сказать, останется нашим», и еще: «Только бы отвести нам 20-й корпус». Будберг же с напускной приподнятостью и циничной развязностью рассуждал, что-де так и эдак, а немцы все-таки останутся в дураках, даже если бы нам пришлось оставить и Варшаву, для меня, профана, казалось из слов барона, что как будто мы наносим поражение противнику, а не он нам; когда ушел наш барон, генерал Янов не без иронии прошелся по адресу… Генерал Огородников старается быть веселым…

В вагоне словоохотливый капитан-топограф пересказал секретно то, что случилось ночью: пришла телеграмма от Епанчина с вопросом, где находятся тыловые позиции, на к[ото]рые ему предписано было отступать. Затем другие телеграммы, что начальник отряда Юзефович[359] и другой генерал (Макаев?)[360] пропали, отряды их рассеяны и отступают на Пилъвишки и Ковно[361]. Последовала телеграмма Сиверса Рузскому, что-де отступление 3-го армей[ского] корпуса поставило его армию в отчаянное положение, и он убедительно просит для защиты переправы через Неман подкрепления двумя корпусами; затем, что ответил Рузский Сиверсу, капитан уже не знает, т[а]к к[а]к разговор шел не по Морзе, а по Юзу, к[ото]рым владеет один чиновник при отсутствии прочих чинов штаба; но этот-де чиновник обязательно ему потом порасскажет и о дальнейшем разговоре… Фронт ответил в конце концов Сиверсу действовать сообразно с установкой по своему-де усмотрению и переходить в наступление.