Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - [117]

8 марта. Все мы поглощены захватывающим интересом совершающихся на Руси событий; толпимся спозаранку у канцелярии штаба и с нетерпением ожидаем приходящей почты. Только что получена телеграмма от «военного министра Гучкова», реформирующая форму официальных обращений офицерства к солдатам и солдат к офицерству; приказывается отныне называть солдата на «вы» и проч.; для меня лично переход к отношениям мне подчиненных лиц на основании «прав человека и гражданина» совершается не только безболезненно, но даже и незаметно: каков был я всегда раньше к ним, таковым я остаюсь и теперь согласно новому правопорядку; не та реакция к этим новшествам — преимущественно к обязанности «выкаться», а не «тыкаться» с солдатом — у гг. офицеров кадрового состава, чувствующих себя в самом затруднительном положении перед вопросом, как это они теперь не только не могут позволить себе какого-либо Фильку обложить по матушке[881], но даже и назвать его на «ты». По моему убеждению, с распоряжением (да еще телеграммой!) о «выканье» с солдатами слишком поспешили; уж не настолько этот вопрос существенный и первоочередный; но видно здесь давление оттуда, из Питера, со стороны сознательных партий рабочих. Я советовал офицерам, не могущим солдату говорить «ты», самое лучшее — выпить с ним на брудершафт!!

Мои генералы Степанов и Ивашинцев уж очень недовольны переменой режима; не думаю, ч[то]б[ы] таким же оказался и «комкор», к[ото]рый должен скоро прибыть из Киева[882].

Незаметно, ч[то]б[ы] солдатики тосковали по отсутствию царя; видно, «совсем наоборот». Никак не ожидал я, ч[то]б[ы] идея царизма так слабо держалась в народе. Несомненное здесь влияние 1905 г., особенно же — распутинской эпопеи и прочих императорских непотребств. История скажет больше спасибо «Григорию Ефимовичу», что он так ускорил падение ненавистного России режима! Нет теперь проклятого «припадания к стопам» и «повержения к стопам»!..

Очень хорошо, что Учредительное собрание отложено до окончания войны, когда можно будет установить новый плебисцит. Относительно вводимого обращения к солдатам на «вы» многие из них мне говорили, что это нисколько не должно отразиться на подрыве дисциплины; найдутся-де, пожалуй, «вислоухие», но им-де разъяснят более развитые товарищи. Дай Бог! К окончанию войны, мне думается, что народная мысль достаточно будет подготовлена и к вотированию республиканского режима. Сразу-то он и мне показался страшным! Солдатики говорят, что-де теперь, если мы и вперед не пойдем на германцев, то, во всяком случае, удержимся в своих позициях. Пошли, Господи! Уж очень, между прочим, понравилось солдатикам сообщение в газетах, как Курлов, с целью скрыться, переоделся в прачку!

В свое время, вероятно, приступят к ликвидации кабинетских и удельных земель. Взяли под надзор и [великую] княгиню Елизавету Федоровну, эту «смиренную» инокиню, распределявшую ответственные служебн[ые] должности своим прихвостням-холопам. […]

9 марта. […] Сегодня «наштакор» в присутствии солдатиков, услуживающих в нашей столовой, с кислой улыбкой так цинично и бестактно выразился: «…Ну что же, будем теперь называть нижних чинов на “вы”, но с непременным прилагательным “с…а ваша мать”». Я от конфуза перед солдатиками готов был провалиться, к тому же его одобрительно поддержал и бывший с ним адъютант из земских начальников] Байдак, добавивши, что-де так даже и во Франции делают, да еще с придачей в морду!! О, Боже, как грубы и неразвиты у нас еще и офицеры генерального штаба! Чем они не погромщики и не провокаторы? В беседе со мной потом Егор очень здраво мне заметил по поводу гнусной выходки «наштакора»: «Вот видите, вашество, вы все высказывали опасение, как бы обращение сразу на “вы” с солдатами не вызвало среди нек[ото]рых из них неправильного понимания своих отношений к офицерству; это, конечно, может случиться лишь у небольшого количества среди нас — лишь у “вислоухих”; теперь вашество сами изволили видеть, что “вислоухих” достаточно и среди офицерства!» (sic!) […]

10 марта. […] Солдатики наши («кобылка», как их называет офицерство) в своем понимании нового режима связывают его неразрывно с нарезкой им землицы, да с замирением. Входящее в обиход обращение с солдатами на «вы», вижу, будет иметь для них хорошее воспитательное значение: не только их, но и офицеров заставит несколько призадуматься и подвинет их к лучшему самопознанию; известное дело, что сначала хотя бы механическое, внешнее выражение внутренних эмоций и всяких благородных чувств и понятий, не имеющихся пока в наличии, с течением времени ведет к рождению этих чувств и понятий. Какой-то большой человек правильно сказал, что заставьте неверующего молиться Богу — и он, в конце концов, сделается верующим. […]

11 марта. Подморозило. Получена телеграмма от военного министра Гучкова совсем панического содержания о том, что-де немец, узнав о происходящих в России событиях, спешно стягивает свои силы на Северн[ый] фронт, решив нанести удар Петрограду и т.д. Не следовало бы так уж явно обнаруживать своего нервничанья! […]

Принимали сегодня при торжественной обстановке присягу на верность «богоспасаемой Российской державе и благоверному Временному правительству». Поп несколько раз сбивался в молитвословии и упоминал пресловутых «царя и веру…» Нек[ото]рые из солдатиков вздумали было повесить на шапки красные тряпочки, но «наштакор» приказал их снять.