Великая судьба - [36]

Того вскипятил чай. Максаржав разглядывал друга. Тот заметно постарел, на виске виднелся шрам.

— Ты знаешь, ведь люди нойона, нашего нойона... чуть не убили меня.

— Ты ошибаешься, Бого... Это были люди Очир-бээса.

— Вот как? За что же он взъелся на меня?

— Хотел убить тебя, а вину свалить на Га-нойона, опорочить его.

— Вот уж поистине — господа меж собою грызутся, а слугам шишки достаются. Не помню, сколько я пролежал тогда. Потом скрывался у старика Доржа, а когда немного поправился, пристал к обозу, добрался до столицы. Подносил людям вещи на базаре, заработал немного денег. Потом по чьему-то навету обвинили меня в тяжком преступлении, едва избежал суда. Потом заболел, с месяц провалялся у каких-то бедняков. Вот тут-то я и убедился: если бедняк попадет в беду, никто ему не поможет, кроме таких же нищих, как он сам. Я дошел до такого отчаяния, что едва не решился на воровство, да вовремя удержался. Нанялся в мясной ряд к китайцам, подзаработал немного на разделке туш. Потом у русского купца пас коней. Рассказал я ему свою историю, и он — добрый, видать, человек — дал мне за работу коня. Ну и вот, где верхом, а где пешком, добрался я до этих мест. Да, брат, натерпелся я всякого...

— А я еду в Кобдо, назначен служить в тамошнюю джасу. Дождешься свою Гунчинхорло, устроитесь — приезжай и ты ко мне. Может, там удастся заработать, будешь посылать домой.

— Хорошо, Ма-гун. Все сделаю, все перетерплю, чтоб только быть нам вместе.

— Теперь он и в самом деле стал Ма-гуном, ему пожалован титул, — вставил один из спутников Максаржава.

— Вот как! Тогда извини меня, пожалуйста, я, наверное, утомил тебя свой болтовней.

— Ну что ты, Бого! Я так рад, что ты жив и здоров.

Они еще долго говорили, но вот настало время Максаржаву ехать дальше. Прощаясь, он дал другу немного денег, и они расстались.

* * *

«Как я приживусь в новых, незнакомых местах? Что там за народ? Как вести себя с наместником-амбанем?» — думал Максаржав. Куда он должен явиться, ему уже объяснил Га-нойон. По поручению чин-вана он наставлял Максаржава. «Главное, — говорил он, — каждый раз думай, прежде чем сделать что-либо». И вот остаются позади одна за другой уртонные станции, горы и перевалы, реки и ручейки. Хороша земля Монголии! «Если мы или наши потомки лишимся этой земли, которую веками отстаивали наши отцы и деды, то незачем тогда и жить!» — думал Максаржав.

На последней перед Кобдо станции его встретил чинов-пик — посланец маньчжурского амбаня — и переводчик. Рядом с уртонной юртой был разбит шатер, где для путников приготовили угощенье. Сюда и пригласили Максаржава.

— Маньчжурский амбань велел мне встретить вас и передать, что он рад вашему прибытию и полон надежды и веры в вас, — высокопарно произнес представитель амбаня.

Обменявшись приветствиями, они сели.

— Мы, ничтожные слуги маньчжурского амбаня, тоже весьма счастливы по случаю вашего, о высокородный гун, благополучного прибытия, — продолжал рассыпаться в любезностях чиновник. — Добро пожаловать в наши края! Не утомились ли вы в дороге?

В свою очередь Максаржав сдержанно поинтересовался, какова здесь погода, каков урожай, хорош ли скот. И наконец все вместе они тронулись в сторону Кобдо.

«А про здоровье амбаня даже не спросил, — подумал чиновник. — Ну ничего, мы тебя научим вежливости!»

Перед въездом в Кобдо посланец амбаня сказал:

— Видите тот храм? Он называется Храмом всеобщего успокоения. А это — Казенный городок. — И он показал рукой на большие ворота, ведущие в обширный, обнесенный стеною двор. — Вон там, где множество глинобитных домиков, находится Торговый город. У нас говорят: Восточпые ворота дворца — для подношений, Западные ворота — для парадных выездов, Южные — для воздаяния милостей!

— У всего, значит, свое предназначение, — заметил Максаржав.

— На сорок первом году правления благословенного небом императора, то есть в год Красной обезьяны[Год Красной обезьяны — 1890 г.] императорским указом было дано название этому городу, — пояснил переводчик.

— Понятно, понятно, — пробормотал Максаржав.

Подъехав поближе, они спешились перед Казенным городком и, перейдя деревянный мост, вошли в огромные ворота с красной перекладиной наверху и двумя каменными львами, застывшими по бокам. Внутри, во дворике управления по делам монголов, они увидели несколько мужчин, которые приветливо поздоровались с вновь прибывшими. Перед Максаржавом распахнули полог одной из юрт.

— Вот здесь вы и будете жить. Эту юрту приготовили для вас. Если в чем-либо будете нуждаться, скажите нам, — сказал чиновник, сопровождавший Максаржава, и предложил ему отведать угощенья.

Максаржав попросил чиновника коротко рассказать о службе, о том, что ему предстоит делать.

— У амбаня дел очень много, — начал тот, — не знаем даже, когда он только отдыхает. Ведь ему надо и о дозорах позаботиться, и всевозможные тяжбы да дела рассмотреть. А служебных бумаг сколько! Трудится от зари до зари! А тут еще элеты, мянгаты и захчины[Элеты, мянгаты, захчины — племена, населявшие западную Монголию.] со своими распрями — князья, видите ли, никак не могут мирно ужиться между собой. Купцы-китайцы тоже от рук отбились, своевольничают. И уртонная служба не справляется с перевозкой людей и грузов.