Великая Сила Любви - [27]

      Тамара и Вячеслав - умные люди. Они избежали заполошенности и торопливости. Они дали оглядеться Максиму, дали себе разгон, такой необходимый в деликатном деле усыновления. Не забаловали, приучили трудиться сердцем. Мальчик растет удивительно трепетным. Есть в его маленьком серьезном сердчишке какая-то удивительная, взрослая правда. Однажды, когда они были в Ярославле, в Толгском монастыре, одна монахиня, обняв Максима, сказала: - Берегите мальчика. Господь вам великое утешение послал.

      Они часто с тех пор ездят к матушке в монастырь. Она просит: дайте мне мальчика, пусть поживет в монастыре. Они пока не решаются, еще мал. Но прошлым летом они сделали матушке подарок: вывезли ее, еле передвигающуюся, в землю обетованную, святую - Иерусалим. Поехали всей семьей, да еще и старица. Деньги немалые, а Тамара с Вячеславом не новые русские, считают каждую копейку. Но они...продали дачу в Малаховке, чтобы иметь деньги на поездку. Максим не просто наблюдал за событиями: он участвовал в разговорах об Иерусалиме, с ним советовался отец: как считаешь, обойдемся без дачи? Конечно, они обойдутся. Зато, шуточное ли дело, Иерусалим! Максиму так много читали о нем, у него есть детская Библия, где много раз вспоминается этот удивительный город. «Хоть бы одним глазком увидеть», - говорила мама. «Хоть бы пройти по его горячим камням», - мечтал папа. «Хоть глазком увидеть и пройти», - вторил Максим. И вот они в Иерусалиме, матушка с ними, радуется, как ребенок, и все прижимает Максима к себе, все шепчет: берегите...

      У них от той поездки ворох фотокарточек. Они любят перебирать их и рассказывать. Любили. Сейчас у них другие заботы. Сейчас они спасают Максима, которого, как ни увещевала старица, не уберегли.

      Впервые за совместную жизнь Тамара и Слава решили отправить Максима на каникулы в Белгород вместе с ребятами-скаутами. Они кое-что прочитали про это движение, ничего не насторожило. Воспитанному в традициях православной семьи Максиму должно быть со скаутами интересно. Сердце, конечно, щемило: впервые без родителей, как оно будет? Но руководители скаутской группы успокоили: все будет о»кей. Максим знал, они побывают на службе в храме, проедут по городу с экскурсией. Он приготовил блокнот для записей, взял с собой свою любимую иконку - Казанской Божьей матери. Да только крутыми оказались скауты. Плевать они хотели на православную программу. Вырвавшись из-под родительского контроля, подростки торопились пожить своей жизнью без уздечек, увещаний. Максим самый среди них маленький и самый совестливый. В храме он услышал матерную ругань. Испуганно посмотрел на мальчиков: - нельзя ругаться в храме, грех это...

      Скауты загоготали, больно щелкнули Максима по лбу. Он растерялся, ведь ребята верующие, как же можно... Опять стал вразумлять: - Мама сказала, кто в церкви ругается, того обязательно накажет Бог.

      Опять подзатыльники. Максим отошел в сторонку, а когда оживленная перед обедом толпа вывалила из храма, задержался у свечного ящика. Приглянулась ему иконка - Божья Матерь с Младенцем. максим купил иконку. Потом несколько пасхальных открыток, еще иконку. Голодные скауты ждали. Максим их задерживал. Ругнувшись на мальчика грязным словом, пригрозили: дождешься! В общежитии, где они остановились, Максим поставил иконку на тумбочку. Здоровый лоботряс протянул к ней руку, да не успел. Максим стремительно схватил иконку, спрятал за пазуху.

      - С кем споришь? - покатил бочку лоботряс, надвигаясь на худенькую фигурку Максима всей массой.

      - Иконка моя, я маме купил, не трогай.

      - Пошел ты...

      Он бил Максима по-взрослому. По голове, смачно ругаясь. Пришли сотоварищи. Никто не крикнул, не пришел в ужас - бьет маленького. Нет, они быстренько включились в дело. На слабо защищавшегося Максима посыпались и их удары. Тогда Максим лег на живот, на иконочку: - Не отдам.

      И не отдал. От так отчаянно сопротивлялся, что сытые, здоровые парубки, вдвое старше Максима, не смогли отобрать иконку. Он лежал почти без чувств на полу, плотно прижавшись к его холодным плитам. Били его долго. Потом он долго плакал от боли в костях, звал на помощь. Двое взрослых, сопровождавших скаутов в поездке, утверждают теперь, что не слышали ни драки, ни детского плача. Но ведь агрессия подростков против совестливого Максима началась еще в храме, продолжалась в автобусе и ни для кого секретом не была.

      Я знала, с каким нетерпением ждут Максима родители из его первого самостоятельного выхода в свет. Позвонила.

      - Максим с Тамарой в больнице, - сказал Слава. Голос его был потухший, глухой. Врач, снимая побои, говорил Максиму сердечные слова: «Держись, дружок, будет немного больно, потерпи, родной...» А Максим молчал. Сжав губы, он молчал и тогда, когда расспрашивали о случившемся. Страшный стресс, непосильный для его восьмилетнего возраста. Лишь дома маме он протянул помятую иконку и сказал: - Это тебе. Я ее не отдал.

      Тогда она не поняла его слов. Поняла позже, когда сидела рядом у капельницы, когда меняла компрессы на головке, когда нежно гладила лиловые синяки на ногах.