Великая разруха Московского государства, 1598–1612 гг. - [3]

Въ сказаніи, вошедшемъ въ общій лѣтописный сводъ, разсказывается, что Борисъ сначала пробовалъ отравить Дмитрія, но Богъ не допустилъ яду подѣйствовать; тогда онъ сталъ искать чрезъ пріятеля своего Клешнина, всѣмъ обязаннаго Борису, людей, которые согласились бы убить царевича. Это сдѣлать предложили Чепчугову и Загряжскому, но они отказались; согласился одинъ Битяговскій. Самое убійство произошло такъ: когда сообщница Битяговскаго, мамка Волохова, вывела царевича гулять на крыльцо, убійца Волоховъ подошелъ къ нему и спросилъ: «Это у тебя, государь, новое ожерельице?» — «Нѣтъ, старое», отвѣтилъ ребенокъ и, чтобы показать ожерелье, поднялъ голову. Въ этотъ моментъ Волоховъ полоснулъ ножомъ по горлу царевича, но «не захватилъ ему гортани». Кормилица Жданова, находившаяся тутъ, бросилась защитить ребенка, но Битяговскій и Качаловъ ее избили, а затѣмъ зарѣзали ребенка.

^{_{Рис.: Василій Шуйскій.}}

Историки Щербатовъ и Карамзинъ стоятъ на сторонѣ сказаниій, но послѣ смерти Царя Ѳеодора подозрительная народная молва обвиняла еще Бориса въ отравленіи Царя Ѳеодора и его дочери Ѳеодосіи. Но для виновности Бориса 1) необходимо доказать въ дѣлѣ убійства Дмитрія невозможность самоубійства, стало-быть, подложность слѣдственнаго дѣла; 2) если бы даже была доказана невозможность самоубійства, то надо доказать, что убійство было своевременно, т.-е. въ 1591 г. было возможно предвидѣть бездѣтную смерть Ѳеодора и связывать съ нею расчеты, и 3) если такіе расчеты и были возможны, то одинъ ли Годуновъ могъ ихъ тогда имѣть? «До тѣхъ поръ, пока эти вопросы не будутъ разрѣшены справедливо, — замѣчаетъ С. Ѳ. Платоновъ, — Борисъ является не обвиняемымъ, а лишь подозрѣваемымъ: противъ него мало уликъ и вмѣстѣ съ тѣмъ есть обстоятельства, говорящія въ пользу этой умной и симпатичной личности».

Послѣ смерти Царя Ѳеодора, не указавшаго себѣ преемника, Москва присягнула его женѣ Иринѣ Ѳеодоровнѣ, но она отказалась отъ царства и уѣхала въ Новодѣвичій монастырь, гдѣ постриглась подъ именемъ Александры. Борисъ Годуновъ послѣдовалъ за сестрой и поселился въ монастырѣ, а царствомъ отъ имени царицы остались править патріархъ и бояре; послѣдніе задумали, какъ говоритъ преданіе, сдѣлать боярскую думу временнымъ правительствомъ и дьяка Щелкалова выслали на площадь къ народу, который предлагалъ присягнуть боярамъ. Но изъ народа раздались крики: «Да здравствуетъ Борисъ Ѳеодоровичъ!» Послѣ этого патріархъ съ народомъ отправился въ Новодѣвичій монастырь и предложилъ Борису престолъ. Годуновъ отказался, говоря, что надо прежде успокоить душу Ѳеодора. Тогда рѣшено было подождать 40 дней, пока соберутся въ Москву земскіе люди для царскаго избранія. По всѣмъ частямъ Москвы и провинціальнымъ городамъ разосланы были люди и даже монахи, научавшіе народъ звать Бориса «всѣмъ міромъ» на царство. Подъ страхомъ штрафа, полиція въ Москвѣ сгоняла народъ къ монастырю бить челомъ у царицы-монахини ея брата на царство. Когда царица подходила къ окну кельи, народъ, по данному знаку, падалъ ницъ, при чемъ не успѣвшихъ этого сдѣлать пристава кнутами и пинками заставляли кланяться. Отъ неистоваго крика багровѣли лица. Царица, умиленная такимъ зрѣлищемъ, наконецъ, согласилась благословить своего брата на царство.

Бояре при выборномъ царѣ не хотѣли удовольствоваться однимъ обычаемъ, на основаніи котораго держалось ихъ политическое значеніе при прежней династіи. Они ожидали ограниченія власти Бориса, «чтобы онъ государству по предписанной грамотѣ крестъ цѣловалъ», какъ гласило современное свидѣтельство, сохранившееся въ бумагахъ историка XVIII вѣка — Татищева. Борисъ отлично понималъ молчаливое ожиданіе бояръ и тоже молчалъ, отказываясь отъ власти, будучи увѣренъ, что его земскій соборъ изберетъ безъ всякихъ условій. Тогда онъ сдѣлалъ огромную ошибку, за которую со всей своей семьей поплатился, такъ какъ ему слѣдовало именно держаться за свое значеніе земскаго избранника, а онъ старался прилѣпиться къ старой династіи, вымышляя съ патріархомъ Іовомъ различныя завѣщательныя распоряженія, о которыхъ соборное опредѣленіе увѣряетъ даже, что Грозный, поручая Борису сына Ѳеодора, сказалъ: «по его преставленіи тебѣ приказываю и царствіе сіе».

Въ февралѣ 1598 г. съѣхались земскіе изъ городовъ, всего не болѣе 50 человѣкъ, а москвичей было болѣе 400 лицъ, и открылся соборъ, въ которомъ духовныхъ лицъ было до 100, бояръ до 15, придворныхъ и тяглыхъ людей (но не крестьянъ) до 50 человѣкъ. 17 февраля соборъ избралъ царемъ Бориса, котораго предложилъ самъ патріархъ. Три дня служили молебны, чтобы Богъ помогъ смягчить сердце Годунова, а 20 февраля опять пошли просить Бориса на царство, но онъ снова отказался. Тогда 21 числа патріархъ, взявъ чудотворную икону Божіей Матери и при несмѣтномъ стеченіи народа, отправился съ крестнымъ ходомъ въ Новодѣвичій монастырь, гдѣ, совершивъ литургію, патріархъ съ боярствомъ вошелъ въ келлію Ирины и началъ находившагося тамъ Бориса уговаривать, при чемъ сказалъ, что если онъ откажется, то его отлучитъ отъ Церкви, а стоявшій народъ въ монастырской оградѣ и за стѣнами монастыря крикомъ просилъ Бориса сѣсть на престолъ, и «пронырь лукавый» далъ свое согласіе, перехитривъ самого себя, такъ какъ ему «слѣдовало земскій соборъ изъ случайнаго должностного собранія, говоритъ В. Ключевскій, превратить въ постоянное народное представительство, идея котораго уже бродила въ московскихъ умахъ при Грозномъ и созыва котораго требовалъ самъ Борисъ».