Великая разруха Московского государства, 1598–1612 гг. - [2]

^{_{Рис.: Ѳеодоръ Іоановичъ.}}

Царевичъ Ѳеодоръ выросъ въ Александровской слободѣ, среди опричнины. Рано по утрамъ его отецъ, игуменъ слободского монастыря, посылалъ сына на колокольню звонить къ заутренѣ. Ѳеодоръ былъ отъ рожденія слабымъ, такъ какъ мать его Анастасія Романовна въ то время уже прихварывала и умерла въ 1560 г. Смерть Анастасіи Грозный приписывалъ огорченіямъ, какія терпѣла покойная отъ дворцовыхъ дрязгъ, и, спустя 18 лѣтъ послѣ ея смерти, спрашивалъ въ письмѣ Курбскаго: «Зачѣмъ вы разлучили меня съ моей женой? Если бы у меня не отняли юницы моей, кроновыхъ жертвъ не было бы». Умирая, Грозный призналъ Ѳеодора «смиреніемъ обложеннаго», неспособнымъ къ управленію государствомъ, и назначилъ ему въ помощь правительственную комиссію. Ѳеодора называли «освятованнымъ Царемъ», но онъ, по выраженію Н. М. Карамзина, въ келліи или пещерѣ былъ бы больше на мѣстѣ, чѣмъ на престолѣ. Вскорѣ по воцареніи Ѳеодора произошли, неизвѣстные точно, безпорядки, которые кончились ссылкой боярина Бѣльскаго и удаленіемъ младшаго сына Грознаго — Дмитрія, которому отецъ назначилъ маленькій удѣлъ, городъ Угличъ съ его уѣздомъ, туда съ матерью Маріею Нагой, который, по словамъ Буссова, однажды сдѣлалъ изъ снѣга чучела, называлъ ихъ именами знаменитыхъ бояръ и саблей сшибалъ имъ головы, почему въ Москвѣ говорили, что онъ выйдетъ въ батюшку временъ опричнины и что ему грозитъ опасность со стороны тѣхъ близкихъ людей къ ступенямъ престола, которые сами мѣтятъ сѣсть на него. По смерти Грознаго наибольшей силой пользовался родной дядя Царя Ѳеодора по матери, Никита Романовичъ Захарьинъ-Юрьевъ, который, въ 1585 г., умеръ отъ паралича, и власть перешла къ другому опекуну, шурину Царя — Борису Годунову, боровшемуся съ сильными противниками — князьями Мстиславскими и Шуйскими. Годуновъ, поддерживаемый сестрою-царицею, оттѣснилъ отъ дѣлъ своихъ соперниковъ (сославъ Шуйскихъ, а Мстиславскій былъ постриженъ) и захватилъ, по словамъ кн. Катырева-Ростовскаго, такую власть, «яко же и самому Царю во всемъ послушну ему бысть», а самъ Ѳеодоръ, какъ говоритъ Котошихинъ, предался «смиренію и молитвѣ».

По описанію пословъ Флетчера и Сапѣги, Царь Ѳеодоръ былъ низокъ ростомъ, съ опухшимъ лицомъ и нетвердой походкой и постоянно улыбался; даже сидя на престолѣ во время пріема пословъ, онъ, то любуясь своимъ скипетромъ, то смотря на державу, не переставалъ улыбаться. Шведъ Петрей тоже говоритъ, что Царь Ѳеодоръ отъ природы былъ лишенъ разсудка, часто бѣгалъ по церквамъ трезвонить въ колокола и слушать обѣдню. Близкій ко двору, вышеупомянутый кн. И. М. Катыревъ-Ростовскій такъ характеризуетъ Царя: «Благоюродивъ бысть отъ чрева матери своей и ни о чемъ попеченія имѣя, токмо о душевномъ спасеніи», а по выраженію другого современника, въ Царѣ Ѳеодорѣ мнишество было съ царствіемъ соплетено безъ раздвоенія и одно служило украшеніемъ другому.

^{_{Рис.: Борисъ Годуновъ.}}

Борисъ Годуновъ, окруженный царственнымъ почетомъ и роскошью, правилъ осторожно, и 14 лѣтъ царствованія Ѳеодора были истиннымъ отдыхомъ для государства. Война со Швеціею, веденная удачно, не нарушила общаго безмятежнаго настроенія. Но вдругъ, въ 1591 году, разнеслась по Москвѣ вѣсть, что 15 мая, среди бѣла дня, царевичъ Дмитрій найденъ на дворѣ своихъ углицкихъ хоромъ съ перерѣзаннымъ горломъ. Народъ, созванный набатомъ, засталъ надъ тѣломъ Царицу Марью и ея братьевъ Нагихъ. Царица била мамку царевича Василису Волохову и кричала, что убійство — дѣло дьяка Битяговскаго. Его въ это время не было во дворѣ; но онъ прибѣжалъ, услыша набатъ, и его тутъ же убили, равно его сына Данилу и племянника Никиту Качалова. Съ ними вмѣстѣ побили какихъ-то посадскихъ людей и сына мамки Волоховой Осипа. Въ Угличъ была наряжена и послана слѣдственная комиссія во главѣ съ княземъ В. И. Шуйскимъ (тайнымъ врагомъ Годунова), окольничаго Андрея Клешнина, дьяка Вылузгина и Крутицкаго митрополита Геласія. Они выяснили: 1) что царевичъ самъ себя зарѣзалъ въ припадкѣ падучей болѣзни, играя въ «тычку» (родъ свайки) вмѣстѣ со своимъ сверстникомъ, и 2) что Нагіе безъ всякаго основанія побудили народъ къ убійству невинныхъ лицъ. Это донесеніе слѣдственной комиссіи было отдано на судъ патріарха Іова, пріятеля Годунова, который за два года передъ тѣмъ содѣйствовалъ его возведенію въ патріаршій санъ. Іовъ объявилъ соборнѣ, что смерть царевича Дмитрія приключилась судомъ Божіимъ, а окончательный судъ надъ Нагими былъ переданъ въ руки свѣтской власти. Царицу Марію сослали въ монастырь на Выксу (близъ Череповца) и тамъ постригли, а братьевъ ея разослали по разнымъ городамъ; виновныхъ же угличанъ въ безпорядкѣ казнили и сослали въ Пелымъ, гдѣ изъ нихъ образовалось цѣлое поселеніе.

Протекло цѣлыхъ семь лѣтъ, и время уже стало стирать изъ памяти народа углицкое дѣло, но смерть Царя Ѳеодора заставила снова народную молву заговорить, что убійство царевича Дмитрія было совершено по порученію Бориса Годунова. Слухъ этотъ, записанный иностранцами, передавался затѣмъ, какъ неопровержимый фактъ, лѣтописцами, и въ ихъ разсказахъ нѣтъ противорѣчій, каковыми полно слѣдственное дѣло углицкой комиссіи. Дѣйствительно, нельзя предположить, чтобы это убійство было совершено чьей-либо услужливой рукой, которая желала совершить угодное Борису, предугадывая его помыслы, для обезпеченія положенія своей партіи, бывшей въ клевретахъ Годунова.