Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность. - [6]

Другой пример. Возьмем нечто противоположное любви: жестокость. Она может иметь различное происхождение. У одного вспышки жестокости порождаются травмой мозга или психическим заболеванием. У другого с мозгами более или менее в порядке, зато есть неполадки в половой сфере, как у небезызвестного Чикатило. Одного в детстве унижали и подавляли, вследствие чего, став взрослым, он мстит окружающим, другого воспитывали наилучшим образом, да только направили воевать во Вьетнам, отчего у него развился «вьетнамский синдром».

Допустим, психологу, состоящему на службе в полиции, приносят кипу досье на лиц, совершивших одинаковые преступления: жестокие убийства совершенно незнакомых людей — и просят разобраться с их психологией. Первое, что сделает любой грамотный ученый, — рассортирует досье: сложит в одну стопку параноиков, в другую — «вьетнамцев» и т.п. После чего начнет изучать закономерности формирования их поведения в каждой группе отдельно. И невозможно даже помыслить о каком-либо ином подходе.

Теоретик любви поступает не просто наоборот, а наоборот дважды, хотя подобное умственное достижение довольно трудно представить. Читаем у него, что любовь может порождаться жалостью и что у русских баб «любить» и «жалеть» — почти синонимы. Ладно, допустим, не будем спорить. Но ведь во множестве других случаев в основе любви отчетливо просматривается именно сексуальная страсть, а отнюдь не жалость. А знаменитая рыцарская любовь выводится из чего угодно, только не из полового влечения, и тоже не имеет никакого отношения к жалости. Напрашивается очевидная мысль: разложить досье, то бишь любовные романы, на разные стопки — в соответствии с различным происхождением описываемой там любви — и изучать их по отдельности. Но ни один теоретик так почему-то не поступает. Он валит все в одну кучу. Мало того, взявшись за изучение взаимного притяжения разнополых лиц, он для пущей ясности приплетает к нему любовь к Родине, к друзьям и к Богу.

Половая любовь без секса

А самая интересная, точнее, самая вопиющая особенность теоретических трудов по теме половой любви — упорное нежелание признавать в ней роль сексуальных страстей. В начале прошлого века О. Вейнингер, автор нашумевшей книги «Пол и характер», которую регулярно переиздают до сих пор, в возрасте двадцати лет с небольшим лет сурово рычал: «Любовь и вожделение — это два состояния, до того различные, противоположные, друг друга исключающие, что человеку кажется невозможной мысль о телесном единении с любимым существом в те моменты, когда они проникнуты чувством истинной любви … Человек лжет или, в лучшем случае, не знает, о чем говорит, когда утверждает, что он еще любит женщину, к которой питает страсть: настолько разнятся между собою любовь и половое влечение … существует только платоническая любовь. Все прочее, что обозначается именем любовь, есть просто свинство… одно нечаянное, самое случайное телесное прикосновение к любимому существу: оно вызывает страсть и тут же убивает любовь»{12}.

Ему вторили русские философы В. Соловьев с Н. Бердяевым: «… Соединение … физиологическое не имеет определенного отношения к любви. Оно бывает без любви, и любовь бывает без него. Оно необходимо для любви не как ее непременное условие и самостоятельная цель, а только как ее окончательная реализация. Если эта реализация ставится как цель сама по себе прежде идеального дела любви, она губит любовь»{13}. «Сильная любовь-влюбленность может даже не увеличить, а ослабить половое влечение. Влюбленный находится в меньшей зависимости от половой потребности, может легче от нее воздерживаться, может даже сделаться аскетом»{14}.

Прошло сто с лишним лет. З.Фрейда, который вообще все в человеческой психике выводил из либидо, из полового влечения, давно признали гениальным ученым — даже в России. Исполнилось несколько десятков лет с начала сексуальной революции. А в упомянутом учебном пособии для студентов, изданном в самый последний год XX века, читаем: «… главное, ведущее начало в любви вовсе не половое влечение, не либидо, а любовное поведение, идея, концепция любви. Они могут как соединяться с телесностью, так и отсоединяться от нее»{15}. То есть, половая любовь вполне может существовать и без полового влечения, и без телесности! Пособие, напомню, называется «Любовь и сексуальность».

Согласиться с этим программным заявлением мешает многое. Получается, что в зрелом возрасте, лет этак в 40-60, люди должны бы испытывать пылкие страсти, от которых мутится в голове, во всяком случае не реже, чем в молодости. В 15-25 лет все мы порядочные эгоисты, и любовное поведение, как оно мыслится теоретиками, то есть «жить радостями другого», нам не очень свойственно. Либидо, правда, — хоть отбавляй, но, в соответствии с учебником, для любви это не имеет никакого значения. Ну и откуда бы при таком раскладе ей взяться? Тем не менее почему-то именно в этом возрасте чаще всего и влюбляются.

В старшие годы, став родителями, а потом бабушками и дедами, люди все больше привыкают к любовному поведению, то есть, к заботе о своем ближнем. Либидо убывает, но это сущие пустяки. Почему же тогда, уйдя на пенсию, мы не влюбляемся?