Великая ложь. Теория любви: мифы и реальность. - [11]

.

А физики с астрономами все еще ломают себе головы: отчего это произошел Большой взрыв и образовалась Вселенная с ее разбегающимися галактиками? Все просто, оказывается: любовь позволила.

Философические умствования в духе Шеллинга или Гегеля выглядят глубокомысленными лишь на величайшем уровне абстракции. Следить за мыслью Гегеля, когда он, показывая тождество «бытия» и «ничто», выводит из них «становление», — прямо-таки интеллектуальное наслаждение. Стоит, однако, этой философии с вершин абстракций спуститься к реальному миру, к отношениям живых людей, интеллектуальный восторг сразу же пропадает и становится заметной натужность ее построений. И если «Наука логики» Гегеля еще долго будет оставаться учебником мысли, то его «Философию природы» за последние сто лет вряд ли кто-то, кроме корректоров, прочитал в полном объеме.

Вот как, к примеру, объясняет Гегель происхождение семьи: «Нравственный дух в своей непосредственности содержит в себе тот природный момент, что индивидуум в своей естественной всеобщности, в роде, имеет свое субстанциональное наличное бытие — отношение полов, но поднятое на степень духовного определения; единения любви и чувства взаимного доверия; дух как семья есть ощущающий дух»{21}.

Здесь семья представлена как проявление естественной всеобщности человека. Это очень плохо согласуется как с историческими фактами, о которых речь еще впереди, так и с современностью, в которой наблюдается явный кризис семьи в старом понимании.

Для философии Гегеля расхождения философии с жизнью имеют мало значения. Главное для него — логика развития Абсолютной Идеи, то есть, Бога. И если нечто происходящее в мире, логике не вполне соответствует, значит, оно случайное, недействительное и не заслуживающее внимания философа.

Современный последователь Шеллинга или Гегеля позволить себе подобного пренебрежения к фактам не может. Согласовать свои философические упражнения с реальной жизнью — тоже. А потому лучший выход — оставить эту самую жизнь в стороне. Что и было сделано в очень ученой книге. Осознав факт, что «любовь есть универсальная космическая потенция» и начав новую науку о любви, автор про отношения живых людей даже не вспомнил и, разумеется, ничего в них не прояснил.

А жаль. Было бы чрезвычайно любопытно узнать, как бы он стал, к примеру, объяснять возникновение любви именно в определенный исторический момент после того, как в анализе антиномии номер два он с одинаковой убедительностью доказал тезис: «любовь имеет начало во времени» и антитезис: «любовь не имеет начала во времени; она есть нечто надвременное и вечное».

***

Некоторые авторы, прежде чем приступить к изложению собственных взглядов на любовь, вначале пускаются в пересказ «Пира» Платона, углубляются в тонкие различия названий разных видов любви у древних греков, тревожат Фому Аквинского, вспоминают теорию кристаллизации Стендаля и с неодобрением отзываются о Фрейде, который «все сводит к сексу».

Лучше бы они этого не делали. Обзор истории взглядов на предмет исследования — очень полезное занятие, но только при условии, что имеется некая объединяющая идея, когда история взглядов представляется как процесс медленного и зигзагообразного приближения к правильному пониманию. Но именно этого — объединяющей идеи — ни у кого не наблюдается. Когда дело доходит до главного — объяснения сущности — Платон со Стендалем неизменно остаются где-то в стороне: они сами по себе, умствования современного автора — также сами по себе.

Представим, что приступая к изложению общей теории относительности, некий эрудит хаотически переписал в учебное пособие для высшей школы все, что думали по поводу пространства и времени Аристотель, Демокрит, средневековые схоласты, христианские богословы, а также метафизики Нового времени — не предпринимая при этом ни малейших попыток привести их идеи в нечто единое и последовательное, идущее к современной физике. Облегчило бы это понимание Эйнштейна? Нисколько, лишь дополнительно затуманило бы мозги.

То же самое относится и к мудрствованиям вокруг слова «любовь». Сколько бы ни философствовали по поводу «любви вообще», дедуктивного вывода от общего к частному все равно ни у кого не просматривается, а потому, когда, наконец, от идеи «любви в общем смысле этого слова» переходят к ее частному виду: к любви половой, вся высокая философия, с которой начинали, остается опять же за бортом.

Конечный вывод: тем, кто интересуется именно любовью половой, обзоры идей и обобщенные рассуждения по поводу любви можно не читать, поскольку никакого мостика от них к половой любви все равно не просматривается.

Любовь-чувство и любовь-деятельность

Пофилософствовав о разных любовях и занявшись, наконец, рассмотрением половой (эротической) любви, теоретики умудряются запутать вопрос дополнительно. Один громогласно утверждает, что любовь — это деятельность; другой разумеет под нею сложную гамму накаленных чувств; третий понимает ее как определенные отношения между людьми; четвертый, анализируя пробы крови, определяет любовь как состояние, вызванное повышенным содержанием нейротрофинов (или эндорфинов, или амфетаминов — кто что намеряет). И при этом спорят друг с другом, кто прав, хотя спорить совершенно не о чем: «Действительно, если любовь — только чувство, то, наверное, неправильно связывать ее исключительно лишь с половой любовью, от которой появляются дети. В том-то и дело, что любовь не только и даже не столько чувство. В главном своем значении она есть деятельность —