Великая Испанская империя - [18]
Хуан де Виверо, монах-августинец, добился некоторых успехов в приобщении инков к христианской вере. Позже в том году, когда его принимали в Лиме, Сайри Тупак крестился вместе с женой.
Несмотря на несомненные политические успехи, маркизу Каньете в Лиме было тоскливо. Он много тратил и постоянно жаловался на стоимость покупок. Капитан арбалетчиков из личной стражи маркиза, Мартин де Авенданьо, объяснял, что не способен прожить на жалованье в 3000 песо, даже с учетом еще 4000 песо из налогов на Индии>‹‹122››.
В конце концов Каньете написал королю Филиппу — мол, он уже отправил одиннадцать писем из Лимы в совет по делам Индий, но ни на одно не получил ответа. По всей видимости, это письмо восприняли как жалобу, и вряд ли можно считать неожиданностью тот факт, что вице-короля вскоре отозвали. Его сменил другой аристократ, поскольку до Перу эпоха профессиональных управленцев (letrado) еще не докатилась. Преемника звали Диего Лопес де Суньига-и-Веласко, граф Ниева; он приходился родственником семейству герцога Бехара, покровителя Кортеса, ранее наместника в Галисии, сражавшегося бок о бок с императором в Тунисе, Италии и Франции. Родившийся в Бургосе в 1500 году, Ниева был сыном Антонио де Веласко и Франсиски Лопес де Суньиги, графини Ниева. Женился он на сестре следующего вице-короля Новой Испании.
Сам Ниева был назначен вице-королем в декабре 1558 года, как раз когда на Перу обрушились эпидемии гриппа и оспы>‹‹123››. Ни та, ни другая хворь не посещала эти земли до прибытия испанцев, поэтому ни у кого из инков не было иммунитета. Тысячи — а то и десятки тысяч — человек скончались в муках.
Эксцентричность Ниевы проявлялась, например, в том, что он хотел зваться «его светлостью», а не «его превосходительством». Он вел разгульную и нечестную жизнь, оставляя за собою длинный след из долгов. Однако нет никаких доказательств того, что его убил ревнивый супруг Родриго Манрике де Лара, чью жену вице-король якобы изводил домогательствами, как уверяла — шепотом — молва. Так или иначе, несколько лет после смерти Ниевы в 1560 году Перу правил инспектор Лопе Гарсия де Кастро, который оставался у власти вплоть до прибытия одного из наиболее могущественных среди ранних вице-королей, Франсиско де Толедо>‹‹124››.
Ниева и Гарсия де Кастро испытывали немалые сложности во взаимодействии с уцелевшими Писарро, членами семьи покорителя этих мест. Пускай они не желали иметь никаких контактов с администрацией, эта семья до сих пор обладала изрядной экономической мощью. В 1556 году доходы по-прежнему находившегося в заключении Эрнандо Писарро и его новой жены Франсиски от энкомьенд в Перу (прежде всего в долине Юкай и от плантаций коки в Ависке) составляли от 100 000 до 150 000 песо ежегодно>‹‹125››. Писарро выращивали маис и коку, а также владели серебряными рудниками в Порко, которые являлись основным источником серебра до обнаружения Потоси.
Через долину Юкай протекала большая река Урубамба, полноводный приток Амазонки, и на этой реке проживал инка Уайна Капак. В 1560 году считалось, что производство коки выросло в пятьдесят раз с момента завоевания. Кока являлась самым важным товаром, заслуживающим обложения пошлинами, в окрестностях Куско.
Писарро, кроме того, владели немалыми богатствами в самой Испании и возвели на перуанское серебро «дворец завоевания» в своем родном городе Трухильо в Эстремадуре; за строительством надзирал criado[24] семейства, Эрнандо Чакон. Также Писарро владели недвижимостью в Сарсе, примерно в двадцати милях южнее Трухильо. Вдобавок семейство сохраняло давние интересы в Никарагуа и Панаме, где у них имелась энкомьенда на острове Табога. Они до сих пор содержали военизированную «компанью», Левантийский отряд, который исследовал и заселял Перу. У «компаньи» было множество инвесторов, хотя первоначально Писарро и Альмагро выступали самыми влиятельными вкладчиками, наряду с Паскуалем де Андагойей и Гаспаром де Эспиносой и его сыновьями.
Важной частью имперской политики в Новом Свете оставались резиденции (residencias), то есть проверки деятельности наместников и прочих должностных лиц, которые готовились к отбытию на родину. Эта практика восходит к так называемому кодексу Зенона[25], применявшемуся в Восточной Римской империи в пятом столетии. В Испании был принят соответствующий закон, известный как Siete Partidas[26]: чиновникам полагалось оставаться в должности в течение пятидесяти дней после истечения срока полномочий, дабы они имели возможность восстановить справедливость по отношению ко всем, кто считал себя неправедно обиженным. Отсюда и понятие «резиденция» (в значении «расследование должностного преступления»)>‹‹127››.
Судья, специально назначенный стряпчий, готовил вопросник с довольно-таки жесткими формулировками; например, вопросы могли звучать так: «Выполнял ли отбывающий чиновник свои обязанности в соответствии с предписаниями?» Затем судьи рассматривали и отвергали показания заведомо предвзятых свидетелей. В шестнадцатом столетии в Новом Свете насчитывалось около 200 резиденций, расследования осуществлялись из Мешико, Гватемалы, Панамы, Лимы и Санто-Доминго. К числу тех, чью деятельность проверяли подобным образом, принадлежало большинство выдающихся конкистадоров той эпохи. Среди них были Кортес, Педро де Альварадо, Нуньо де Гусман и Франсиско де Монтехо в Новой Испании; Эрнандо де Сото в Перу и Флориде; Педрариас Авила в Панаме; Диего Веласкес на Кубе; Хименес де Кесада в Венесуэле и Педро де Эредия в Картахене-де-Индиас. Расследование деятельности Кортеса оказалось весьма подробным и составило почти 6000 страниц. Однако таким проверкам ни разу не подвергали ни семейство Писарро, ни большую часть перуанских конкистадоров
